Выбрать главу

Подцепив чебурек вилкой, она выходит на порог. Щен не смеет сорваться с места, он нервно зевает, его приветливый хвост выметает на каменной плите чистый треугольник.

Кошка на фургоне подобралась. Сузились поперечные зрачки. Не зрачки — амбразуры. Прицел!

— Лови, Щен хвостатый…

Мясо! Жаркий дух! Взрыв! Рыжая молния обжигает Щена когтями. Его зубы, лязгнув, хватают только воздух. Визг, рев оскорбленной души. Васса, урча, пожирает добычу.

— Лопоухий, всяк тебе в рот въедет и выедет. Зубы у тебя на что? Хватать! Кто зевает, тот воду хлебает…

И слышит Анна Петровна голос Льва-Льва, незнакомо неприветливый:

— Не нравится мне ваша философия, Анна Петровна, нет!

Огорчена. Разве она не верно сказала? Взять хоть самого Льва-Льва… Надо же, какая фамилия неподходящая. Какой он лев? Ягненок! Сколько домов в нашем курортном городе выстроили. Он, ветеран войны, все в комнатушке ютится. На столе — книги, на койке — книги, не повернись. А другой бы, с клыками, давно бы квартиру схлопотал. Философия не нравится моя… И малый тоже глядит как волчонок. Я ж своими руками его Щена кормлю, и чаек, и эту чертову кошку…»

Расстроив себя обидными мыслями, Анна Петровна делает свое дело. Не глициниями, не расцветающими розами, не согретыми травами пахнет сейчас Теплый берег, а чудо-чебуреками.

— Хозяюшка! Накормите нашу туристскую компанию!

Кушайте, люди, на здоровье. Она виду не покажет, что ей грустно. Сквозь шипение сковород она слушает голоса у киоска.

— Дядя, сколько стоит «Крокодил»? Ой!..

— Не хватает? Хорошо, потом занесешь. Я тебе верю.

«Ой, чудак, — думает Анна Петровна с нежностью. — Верит всем. Зачем парень деньги понесет, если журнал уже под мышкой?»

Лев-Лев не слышит ее мыслей. Он делает свою важную работу:

— Пожалуйста, вам «Правду», пожалуйста, «Известия», пожалуйста, вам конверт с маркой…

ГЛАВА 2

Есть ли на свете человек, который мог бы найти подходящие выражения, чтобы передать гнев, обуявший нашего ламанчца?

…— Но ведь тут вот какое обстоятельство… Когда с ним заговорят о чем-нибудь другом, он рассуждает в высшей степени здраво и высказывает ум во всех отношениях светлый и ясный, так что всякий, кто не затронет этой его рыцарщины, признает его за человека большого ума…

М. Сервантес

Свист, лихой, с переливом, летит над набережной. Здравствуйте, Жора Король явился.

— Привет труженикам Теплого берега! Есть хочу, как сто волков. Принимал в небе ультрафиолетовые лучи.

Он уже сидит верхом на длинноногом стуле и энергично вытряхивает кефир из бутылки в стакан. Смуглолицый, черные бачки, черные усики. Джинсы стянуты на бедрах ковбойским ремнем. Нейлоновая сорочка белей морской пены. А улыбка еще белей, чем сорочка.

— Красивый я сегодня, Анна Петровна?

— Красивый, как муха в сметане, — а сама улыбается. Разве есть на Теплом берегу хоть одна женщина, от трех до ста лет, которая не улыбнется Жоре в ответ? А он хохочет, сверкая зубами.

— Ой, лукавите, Анна Петровна! Меня даже бензозаправщица на летном поле зовет «красивый Жора».

— Ты сегодня на вертолете летал? — высунувшись из окошка, кричит ему Лесь.

— Еще бы! Скоро экзамен на мастера авиаспорта сдам! Триста часов налетал без инструктора и сто девяносто прыжков с парашютом напрыгал. По этому поводу, Анна Петровна, прибавочку!

Она подкладывает ему поджаристых:

— И зачем тебе летать? Ты сапожник, у тебя дел на земле хватит, заказчики ждут.

— Во-первых, я не сапожник, а Король — башмачник. Когда кто-то плохо строит, плохо шьет, говорят: «Какой сапожник это делал?» Я считаю: человек все обязан делать на «отлично». Лесь, не равняйся на троечников! Я чиню срочно, красиво и прочно. Вот кончу институт, стану отличным конструктором. Создам такую обувь, чтоб людям, вместо шаркающей, усталой походки дать легкую, свободную, красивую! Так же важно, как научить людей летать. Это — раз! — Жора энергично дирижирует вилкой. — Во-вторых. Что значит «зачем тебе летать»? Для того спортивный клуб, чтоб летали все — пекари, ученые, корабелы и обувщики. Все цивилизованное человечество должно летать! В-третьих: утром я здесь не нужен. Наука кибернетика доказала, что каблуки ломаются к полудню, а набойки снашиваются после захода солнца.

— Ой, болтун! — смеется Анна Петровна.

И Лев-Лев улыбается из стеклянного киоска, и Лесь, и все, кто завтракает за высокими столами. Такой уж человек Жора Король.