— К сожалению… — произнес Санчо Панса…
Да нет, да нет же! Это не Санчо, это голос Льва-Льва!
— К сожалению, — говорит Лев-Лев, — такой книги больше нет. — Он косится в сторону Леся. — Возможно, завтра один экземпляр поступит в продажу. — Он надеется, что Лесь успеет ее прочитать. Он чувствует себя преступником, бедный Лев-Лев.
А дама визгливо кричит:
— Что значит «нет»? Вот она — есть! Не имеете права задерживать литературу! Получили — пускайте в продажу!
Брови у Льва-Льва страдальчески цепляются друг за друга. Он считает делом чести снабжать покупателей самыми свежими газетами и книгами. Лесь тихо отодвигает от себя «Дон Кихота». Но Лев-Лев кладет на переплет руку в кожаной перчатке.
— Будем считать, что она продана! — и вынимает из кармана и опускает в кассу рубль и берет четыре копейки сдачи.
Носик у шлагбаума загорается, как раскаленный уголь.
— Я напишу жалобу!
Лев-Лев разводит руками. Пишите, пожалуйста. Так у меня будет одной неприятностью больше.
Они уходят. Наверно, писать жалобу. Значит, Лев-Лев не получит премии. На нее он собирался купить тома энциклопедии. Хотя Анна Петровна говорит, что лучше бы — пальто.
Почему Жора Король хохочет? Испускает стоны и всхлипы:
— Много… уважаемый… Лев-Лев. Сразу бы сказали ей, что книга продана!
— Я же купил ее несколько позднее, — объясняет Лев-Лев.
Жора покатывается от хохота:
— Но… неужели… вы не могли ей соврать? Для общего блага…
— Соврать?! — На лице Льва-Льва изумление и гнев. — Унижаться до вранья?! Вы же взрослый человек, что вы говорите, Жора?!
— Так ведь это пустяк, — растерявшись, сказал Жора.
— Ложь — пустяк?! — Лев-Лев рассматривал Жору сквозь очки, словно перед ним был ихтиозавр.
Жора не выдержал.
— Знаете что? — сказал он. — С вами спорить — надо, как говорится, сперва каши поесть! — и зажал гвозди в зубах.
— Так и ешьте свою кашу, — рассердился Лев-Лев. — Вы, Жора, знаете себе свое, а я себе знаю свое.
Время катится к полудню. Плиты набережной белы от солнца. Сотни ног ступают по ним. Шелестят шаги. Зонты, яркие, как маки, и синие, и клетчатые; соломенные шляпы, широкополые сомбреро, носовые платки, завязанные на головах четырьмя узелками; развевающиеся по ветру золотые, каштановые волосы девушек, вольные гривы парней, солнечные блики на голых плечах… Все движется к морю, к синеве, к шороху гальки, к соленым брызгам…
А Дон Кихот на тощем Росинанте и Санчо на осле трусцой едут в этот час по равнине.
— Очнитесь, ваша милость! Очнитесь! — Кто-то осторожно трогает Леся за плечо.
— А? Что?
— Голубчик, я не могу тебя дозваться. Пора встречать маму. Она будет ждать тебя у беседки на том конце парка. Это не близко. — Лев-Лев закрывает книгу, протягивает Лесю: — Возьми. Это твоя книга. Ты же видел, что я ее купил.
Лесь распахивает глаза:
— А я думал, вы ту тетку обманули, чтоб я дочитал.
— Обманул? Я? — Бедный Лев-Лев. Где-то наверху его брови так зацепились друг за дружку, что, наверно, никогда не сядут на места. — Голубчик! Я действительно ее купил.
Лесь недоумевает:
— У самого себя?
— Почему у себя? — стонет Лев-Лев. — Что я — частный предприниматель? У государственной фирмы «Книги» я ее купил. Имею я право купить книгу для одного мальчика?
Тогда Лесь улыбнулся. Улыбка вспыхнула вдруг такая радостная и ясная, что сразу стало понятно: она все время была тут, глубоко запрятанная. А Лев-Лев отомкнул замок, и она выпрыгнула наружу. И Лев-Лев улыбнулся ей навстречу.
Прижав к себе книгу, Лесь пулей вылетает из киоска. Он локтем, грудью слышит, как под переплетом бушуют битвы, сталкиваются кони, стучат мечи. «Мой Дон Кихот, отважный и смешной! Ты будешь жить у нас на полке. Нет, лучше под подушкой, а то Димка раскрасит картинки. А мама Аля! Как она обрадуется, что у нас есть «Дон Кихот»!»
Что там Анна Петровна ворчит? Она не ему, она — Льву-Льву: