Наши носы тянулись друг к другу, и когда она подошла совсем близко, мы сразу же закружились в танце. Я крутился вокруг неё, подражая падающим листьям, и осыпал её комплиментами. Внезапно откуда-то из глубин моей памяти всплыли слова, которыми изъяснялись все мои предки, обитавшие на императорских подушках. И я сказал ей:
— Милая собарышня, до чего вы хороши! Как невероятно притягателен запах вашей шерсти, и как вы чудесны в осенней листве!
Она остановилась как вкопанная, слегка виляя высоко посаженным и закинутым за спину пышным хвостом. Собачий Бог богато наградил её густой и блестящей шерстью.
Её голова едва поспевала поворачиваться за мной. А я метался вокруг неё, гадая, с какой стороны грациознее подойти.
— Не могли бы вы остановиться, славный ши-тцебрат? — шутливым тоном произнесла она.
Я мигом исполнил просьбу и уставился на неё.
Какие красивые, крупные, величественные, прекрасные глаза! Я как будто знал их раньше. Я погрузился в них, как в океан, и воспоминания нахлынули на меня волнами.
Нет, ни одна собака никакой другой породы не может сравниться красотой с ши-тцу! Я увидел в её глазах весь наш род, всю его длинную прекрасную жизнь. В этой жизни были императоры, дворцы, кровати с балдахинами, бархатные подушки, и на них — вот такие прекрасные ши-тцушечки.
Она тоже была заинтригована: не так часто ши-тцу встречает на прогулке ши-тцу, она тоже, как мне показалось, глубоко вглядывалась в мою историю.
Но почему они такие грустные, эти замечательные глаза? Почему? Мы ведь встретились! И теперь мы больше не расстанемся! Нам нельзя больше расставаться!
Только сейчас, когда у меня возникла эта мысль, я вспомнил про хозяина. Ух ты! Он отставил одну ногу в сторону, а это значит, что он уже не торопится. Он спокойно беседует с «апельсиновой» хозяйкой на высоких каблуках и совсем не обращает на меня внимания. О! Хозяину, кажется, не до меня. Он так же внимательно, как и я, изучает красивую женщину в зелёном пальто. Хозяйку ши-тцу. С запахом апельсина, она показалась мне незрелым цитрусовым фруктом.
Я хотел было обратиться к моей новой рыженькой знакомой, и тут же вспомнил, что не знаю её имени.
— Как вас зовут, ненаглядная?
— Ду-ше-грей-ка! — медленно, как будто по слогам произнесла собарышня.
— Не может быть!.. — восхитился я, а сам не мог отвести носа от её затылка.
— Почему не может? — томно спросила она, кокетливо поворачивая ко мне голову. Мне казалось, что её голос идёт откуда-то издалека. Он был таким медленным и певучим…
— Почему? — повторила она.
— Потому что я Теплыш!
— Вот это да! Наши клички так похожи!
— Да! Похожи! Мы же одной породы!
С каждой минутой, с каждым её словом, взглядом, жестом мне всё больше казалось, что я знаю Душегрейку давно, очень давно, ещё до того, как родился. Ну и ну! Как же такое могло случиться, что я встретил её только сейчас? Она как солнце, которое вдруг появилось из-за туч!
«Душегрейка! Ду-ше-грей-ка! Душу мою согрей-ка!» — звучало у меня внутри. Мне захотелось перейти на «ты».
— Вы позволите перейти на «ты»?
— Пожалуйста! — Душегрейка кокетливо опустила глазки.
— Давай побегаем! — смело предложил я.
— Давай!
Её грустные глаза заблестели, засветились от радости. И мы помчались бок о бок. Наши уши развевались, из-под лап вылетали мокрая листва и брызги, и я уже не понимал, где золото её шерсти, а где золото осенних листьев. Даже лужи заискрились красно-жёлто-золотым, отражая мягкие солнечные лучи. Всё казалось очаровательным и прекрасным!
Мы набегались вдоволь, и я даже не понял, почему хозяин ни разу меня не окликнул.
Оглянувшись, я увидел, как Душегрейка засеменила к своей хозяйке, которая, запыхавшись, наконец-то нас догнала. Упс! Меня тоже взяли за поводок. Ну да, мы же вырвались и убежали от хозяев. Пока нас отряхивали и ругали, мы неотрывно смотрели друг на друга. Мне было всё равно, что говорит хозяин. Главное, что Душегрейка была рядом.
— А здорово мы с тобой пробежались, да? — сказал я, высунув язык.
— Здорово! Только, слышишь, моя хозяйка говорит, что это был последний раз.
Лишь теперь я стал прислушиваться к «апельсиновой» хозяйке. Я знаю четыреста пятьдесят три слова и без труда понимаю смысл человеческой речи. Потому что люди часто повторяют одни и те же слова.
Ох, и разозлилась же она! Подумаешь, тоже пробежалась! Подумаешь, на каблуках! И никого мы не заставляли бегать! Людям это полезно. А то всё сидят да сидят… Да и вовсе недалеко мы убежали!