— Следи, и скажешь мне, если она сдвинется. Если я случайно подвину ее, то смогу подвинуть ее назад, — сказала она.
Она сняла обувь и взобралась на ящик. Лестничные перекладины были закреплены так, чтобы располагаться горизонтально, когда лестница располагалась наклонно на несколько градусов от вертикали. Сейчас же перекладины были повернуты ребрами вверх и были просто изогнутым металлом, не прикрытом даже резиновыми накладками, как сверху. Но Прабир увидел, что мама нашла способ удерживать равновесие, ставя ноги одновременно на ребра перекладин и продольные рейки. Еще стоя на ящике, она прикрыла глаза и начала немного раскачиваться, разведя при этом руки немного в стороны — она пробовала движения, которые помогут восстановить равновесие, не пошатнув лестницу — чего она не стала бы делать на полпути. Горло Прабира сжалось от любви и восхищения, вырвавшихся наружу от страха за мать. Если кто-то в мире и способен сделать это, то только она.
Мама открыла глаза и начала ступать по лестнице.
Прабир обеими руками держался за ее край, крепко прижимая к ящику и не отводя взгляда от другого ящика. Он чувствовал легкую вибрацию при каждом мамином шаге, но лестница не пыталась выскочить из захвата. Он рискнул быстро взглянуть на мамино лицо — ее невидящий взгляд был направлен в никуда над его головой. Он опять опустил взгляд на противоположный ящик. Деревянная доска прогнулась так сильно, что могла бы вытолкнуть ящики, если искривление перераспределит нагрузку, но лестница была слишком жесткой для этого. Она выдержит вес их обоих, теперь он был в этом уверен.
Мама остановилась. Прабир следил за ее ступнями, когда она левой ногой шагнула вперед, разворачиваясь немного в сторону, чтобы оказаться лицом к отцу. Она медленно опустилась на корточки и оказалась рядом с ним. Лестница была примерно в метре от земли, так что она смогла лишь коснуться кончиками пальцев его лица.
— Радженда?
Он слегка двинул головой в подтверждение.
— Я слишком высоко, чтобы поднять тебя оттуда. Ты должен попытаться сесть.
Ответа не последовало. Прабир представил, как отец встает с песка на руках, будто водяной поднимающийся из морских волн. Но ничего не произошло.
— Радженда?
Внезапно отец всхлипнул и, вытянув одну руку, коснулся ею предплечья. Мама крепко схватила его руку.
— Все хорошо, любимый. Все хорошо.
Она повернулась к Прабиру.
— Я сейчас попробую сесть, так я смогу поднять Па на лестницу. Но потом я, наверное, не смогу встать, держа его. Как ты думаешь, если я оставлю его на лестнице и вернусь к своему краю, сможем ли мы перенести лестницу с Па к краю сада — как на носилках?
— Да. Мы сможем, — немедленно ответил Прабир.
На секунду разозлившись, мама посмотрела вдаль.
— Я хочу, чтобы ты хорошо подумал. Не надо выдавать желаемое за действительное.
Сдерживаясь, Прабир послушался. Половина веса отца. В два с лишним раза тяжелее Мадхузре. Ему верилось, что он достаточно силен. Но, если он обманывает себя и уронит лестницу…
— Я не знаю, как долго я смогу нести его без перерыва. Но я могу тащить за собой ящик, толкая его ногой. И если мне понадобится перерыв, я поставлю лестницу на него.
Мама обдумала его предложение.
— Хорошо. Так мы и сделаем. — Она мимолетно улыбнулась ему, заменяя этим все обнадеживающие слова, которые было слишком долго произносить.
Она схватилась руками за края лестницы, медленно поднялась на руках, затем вытянула ноги вперед и стала опускаться, пока не приняла сидячее положение. Все еще располагаясь под углом к лестнице, она поджала левую ногу, заведя ее назад, и ступней зацепилась за перекладину. Прабир нервно придавил противоположную рейку. Он никак не мог почувствовать изменения в балансе сил, когда мама перенесла вес своего тела, но у него было тошнотворное ощущение, что лестница может внезапно перевернуться набок, если он не будет готов помешать этому.
Мама дотянулась вниз и крепко обхватила отца за грудь, полностью вытянув руки и просунув их под мышки отцу. Прабир представил ее, схватившую отца в медвежьи объятия и поднимающую его одним плавным движением — Прабир однажды видел, как она таким образом несла девяностокилограммовый газовый баллон в своей лаборатории в Калькутте — но сейчас было ясно, что она не сможет дотянуться так близко. Она сделала несколько глубоких вдохов и попыталась поднять отца.
Более неудобное положение сложно было вообразить. То, что она вообще сможет поднять его, казалось достаточно призрачным, но к тому же все, что она сделала, чтобы добраться до него, только отняло ее силы. Прабир видел, как носок ноги, которым она цеплялась за лестницу, сначала побледнел, а затем потемнел и покрылся фиолетовыми синяками. Из ее горла вырвался резонирующий, почти музыкальный звук, как будто, сдержав невольный крик боли, она сделала его сознательным, полным гнева и решимости. Прабир слышал от нее такое только однажды — в госпитале в Дарвине, во время родов.
Отец немного поднял голову, затем, выгнув спину, ему удалось приподнять плечи на пару сантиметров. Мама немедленно воспользовалась полученной возможностью, чтобы согнуть свои руки, отведя плечи назад и надежней закрепиться на лестнице. С руками, вытянутыми как можно дальше вперед, вся верхняя часть ее тела была бесполезным грузом, но сейчас она могла задействовать мышцы спины и рук. Прабир с радостью и восхищением смотрел, как она тащила отца наверх, обхватив его и сомкнув руки на его спине, пока не посадила его на лестницу.
Стена воздуха сбила Прабира спиной на землю, а затем обрушилась сверху мягкой волной песка. Он открыл рот и попытался что-то сказать через забитый рот, но в ушах стоял звон и он не слышал, получается ли у него.
Когда он рукой смахнул песок с лица то почувствовал, как что-то поцарапало предплечье а затем лицо перекосилось от боли. Когда он попытался открыть глаза, то казалось что к векам приставили острие ножа.
— Па! Па! Па! — закричал он.
Он чувствовал, как воздух вибрирует у него в горле — он кричал во всю силу своих легких. Отец услышит его; только это имело значение. Отец услышит его и придет.
4
— Мы отправляемся в поездку, Мадди! На юг, на юг, на юг! На острова Танимбар!
Говоря это Прабир раздевал ее, бросая грязную одежду на матрас детской кроватки. Прабир подумал, что мама была бы не против, если бы он оставил их там нестиранными; весь смысл этого упражнения состоял в том, чтобы решить что важно, а что нет. Именно поэтому он не стал тратить время, закапывая «тела» родителей, оставшиеся в саду. Они наверняка хотели бы, в случае если с ними что-то произойдет, чтобы он заботился о Мадхузре, вместо того, чтобы суетится над их бессмысленными останками.
Он надеялся, что его внешний вид был не слишком пугающим. Он смыл всю грязь, но сдался, пытаясь вытащить металл из кожи, и просто залил лицо и грудь бетадином в надежде избежать инфекции. Естественно, его родители убедились, что ни один кусочек шрапнели не проник слишком глубоко; им пришлось рассчитать размер и расположение заряда так, чтобы ни один фрагмент не обладал достаточной поражающей способностью и не смог навредить ему.
Мадхузре похоже выплакала все слезы, пока его не было. Когда она коснулась ран на лице Прабира и он резко шлепнул ее по руке, она лишь захныкала, да и то ненадолго. Она все еще дулась, но идея поездки, кажется, заинтересовала ее.
Он отнес ее в уборную, вытер сзади и потом еще немного почистил влажными салфетками.
— Где Ма? — требовательно спросила она.
— Я говорил тебе. На юге. На островах Танимбар. Она ждет нас там вместе с Па.
Мадхузре посмотрела на него скептически.
— Не-а.
— Что «не-а»? Она не уезжала с острова? Ну и где же она тогда, всезнайка?
Мадхузре открыла рот, чтобы что-то сказать, но она не слышала мамин голос, поэтому не нашлась с ответом.
Прабир сказал успокаивающе: — Я знаю, что было грубо с их стороны, уехать украдкой, не попрощавшись с тобой, но им пришлось поступить именно так. Они хотели убедиться, что я смогу позаботиться о тебе. Если я все сделаю как надо, они позволят мне остаться. Если нет — отправят в интернат. Прекрасная перспектива, не правда ли?