Он завел мотор. Лодка приподнялась над водой и рванулась прочь от берега, словно земноводное, внезапно очнувшееся от спячки. Прабир крепко сжимал румпель, но это не придавало ему уверенности — раньше ему никогда не позволяли управлять лодкой. Нервничая, он переложил румпель на несколько градусов туда и назад. Лодка отреагировала плавно, поворачиваясь легче, чем он ожидал. Это обнадеживало, но добавляло неуверенности — если он случайно дернет румпель и резко развернет лодку, то может не удержаться на ногах.
Но он должен остаться стоять, чтобы видеть проход между рифами. Раньше Прабир различал проход только тогда, когда они уже шли по нему и его безопасное преодоление было fait accompli[8]. Разбивающиеся о рифы волны приближались с угрожающей скоростью. Он лихорадочно высматривал более темные участки на поверхности, правя туда, где буруны волн были менее пенными. Он вроде заметил походящее место, но не очень хорошо помнил, здесь ли они подходили к рифам, а прочие признаки были неубедительны.
Мадхузре растерянно смотрела на него, потирая глаза.
— Должен Па! — осуждающе воскликнула она.
Прабир не обратил на нее внимания, и она начала плакать. Слезы лились по ее лицу, но Прабир был непреклонен — даже слегка обидевшись, она могла изображать мировую скорбь.
— Заткнись, Мадди, — снисходительно предложил он. — Тебе никого не удастся одурачить.
Она удвоила усилия и добилась того, что начала икать. Теперь Прабиру стало ее жаль — икота была ужасна.
Они подошли к рифам. Место, которое он выбрал для прохода, выглядело более обнадеживающим, чем издалека, но теперь, когда имелась четко намеченная цель, управлять лодкой оказалось на поверку сложнее, чем он представлял. Лодка слишком отклонилась влево. Он попытался представить себе, как должно выглядеть ее движение сверху и развернуть ее под таким углом, который аккуратно изменит теперешний курс на нужный.
Он взглянул на планшет, лежащий на дне лодки. Он не думал, что планшету найдется применение, пока они не выберутся в открытое море — программа ничего не знала о рифах, да и при таком увеличении весь пройденный ими путь будет выглядеть как пятнышко. Но это из-за слишком грубой карты, а не из-за навигационной системы. Коммерческая версия GPS, которая заменила собой военную, позволяла определить местоположение приемника с точностью до сантиметра.
— Планшет: увеличение. Больше… больше… стоп! — прокричал Прабир.
Пятнышко превратилось в изломанную линию на пустом фоне, с экрана исчезли все ориентиры, но и сам по себе увеличенный путь, пройденный лодкой, показал их местоположение. Он глянул в сторону берега, затем сравнил пройденный путь с расстоянием до рифов. Теперь картинка у его ног приобрела практический смысл: он мог мысленно наложить на нее расположение прохода.
Он осторожно налег на румпель и стал наблюдать за результатом: в реальности и на карте. Кривая была все еще слишком пологой. Он еще надавил на румпель, глядя, как увеличивается дуга и мысленно достраивая ее продолжение.
Лодка проскочила сквозь риф без удара и без единой царапины. Прабир был счастлив и горд собой. Он может, это в его силах. Он скоро воссоединиться с родителями — и случиться ли это в полночь или на рассвете, когда он наконец отыщет их — в любом случае это произойдет намного раньше, чем они ожидали. Слегка поддразнивая, они попросят прощения за то, что сомневались в нем, затем подхватят его на руки и закружат вокруг, поднимая прямо к небу.
Его эйфория продлилась до заката.
При свете дня, все шло по плану. Волнение ощущалось намного сильнее, чем на пароме, и в плохую погоду было бы самоубийством пытаться переправиться на таком утлом суденышке — но еще не закончился musim teduh, тихий сезон, и, несмотря на непрерывную качку, лодка не наберет много воды. Правильный курс устанавливался методом проб и ошибок — казалось волны сами, невзирая на течение, меняют курс лодки, когда та рассекает их — но тем временем вулканический пик Теранезии почти исчез из виду, а программа навигации показывала, что они уверенно двигались на юго-юго-восток со скоростью около десяти километров в час.
Когда Мадхузре пришла в себя от шока — оказаться посреди моря, и нет ни Ма, ни Па, ни парома, полного чужих людей, и ни малейшего представления, куда они направляются — то сразу окунулась в восторг новых ощущений. Выражение удовольствия на ее лице напомнило Прабиру, что он чувствовал, погрузившись в свои удивительно нереальные мечты. Прабира подташнивало, но, пристыженный ее смелостью, он стоически терпел. Мадхузре посасывала фруктовый сок из своих бутылочек, съела целую пачку печенья и использовала ночной горшок без тени недовольства. К Прабира совершенно не было аппетита, но воды он пил много и ходил за борт под возмущенный смех Мадхузре.
Когда стемнело, ветер усилился и волны стали больше. Мадхузре вырвало, когда он одевал ее в теплую одежду и с этого момента ее настроение только ухудшалось. Его раны болели и чесались, хотелось вытащить из себя весь металл, невзирая на последствия. Когда Мадхузре забылась беспокойным сном, Прабир испытал острую потребность обнять ее. Он поднял Мадхузре и завернул в теплое одеяло, но оказалось, что он не может держать ее и одновременно управлять лодкой, не причиняя неудобств им обоим, так что пришлось бережно положить ее обратно. Он смотрел на нее некоторое время, почти мечтая, чтобы она проснулась и разделила его одиночество. Но ей надо было поспать — и несколько часов одиночества были небольшой ценой за спасение от долгих лет изгнания.
Темнота вокруг была непроницаемой, нетронутой даже ослепительным сиянием звездного купола, но Прабир не чувствовал, чтобы какая-то опасность скрывалась во мраке. Вероятность встречи с пиратским судном или судном, участвующим в боевых действиях казалась незначительной. Днем он видел несколько небольших акул, но насколько он мог судить, они просто проплывали мимо, не собираясь их преследовать. И хотя он знал, что им может встретиться волна, способная опрокинуть лодку, сейчас не было смысла беспокоиться об этом.
Это была всего лишь темная вода, простирающаяся до горизонта — и, насколько он знал, столь же глубокая — заставляющая зябнуть в ледяном дыхании своей пустоты. Не было ничего узнаваемого, ничего, что сохранилось бы в памяти. Однообразный вид и монотонное пыхтение мотора никогда не смогли бы нагнать на него сонливость — все его тело отрицало саму возможность сна. Но даже бодрствование казалось здесь пустым и ненужным, лишая всего, что придавало ему смысл.
Он глянул вниз на Мадхузре и понадеялся, что ей снятся сны. Странные, замысловатые сны.
Взошла желтая, разбухшая луна в первой четверти. Взгляду больше не за что было зацепиться, и не смотреть на нее было невозможно, хотя глаза и слезились от лунного сияния. Море стало видимым на сорок или пятьдесят метров, но выглядело таким же нереальным, как край джунглей в свете кампунга.
Прабир поднял планшет к лунному свету. По карте они находились всего километрах в десяти от цели. Вместо того, чтобы направиться к самому северному острову, он решил пройти немного западнее. Даже в этом случае, при абсолютно точной карте, он бы заметил землю и смог бы повернуть к ней. Но он не был уверен, что карта настолько точна и казалось более безопасным рискнуть миновать цель, отклонившись дальше на запад, чтобы в крайнем случае попасть на Ямдена, главный остров группы, до которого было еще пятьдесят километров. Если бы они отклонились слишком сильно на восток, то направились бы через Арафурское море к северному берегу Австралии, который находился на расстоянии шести сотен километров. В конечном счете ошибка станет очевидной, но им не хватит топлива, чтобы вернуться.
Когда в поле зрения появились скалы, Прабир засомневался, не галлюцинация ли это, вызванная стремлением увидеть землю. Но все было реальным — путешествие почти закончилось. Он сверился с планшетом: программа показывала, что лодка находится северо-западе от острова… но скалы были справа. Доверься он карте и они прошли бы мимо.