“Обычно я люблю получать обратную связь от аудитории. Иногда во время демонстрации я делаю паузу и слушаю идеи из зала. Потом объединяю советы зрителей со своими задумками, и в итоге у нас получается некий общий единый месседж, который помогает сделать готовую структуру по-настоящему значимой для семьи. Вот только на этот раз в аудитории было слишком много народу. Я допустила непростительную ошибку. Нужно было заранее отобрать человек шесть, которые вошли бы в мою «группу поддержки» и подсказывали мне во время демонстрации. А я этого не сделала. В результате из зала звучало слишком много бессвязных комментариев не по делу, которые не отличались особой полезностью”.
Раздосадованная наступившей неразберихой, Пэпп понимала, что не справляется с огромной толпой зрителей. Она чувствовала, что подвела клиентов, и после окончания демонстрации уходила со сцены с неприятным осадком в душе. Ей казалось, что она просто не выдержала одновременного давления со всех сторон: внешнего — от аудитории и внутреннего давления собственных мыслей.
ОШИБКИ И ПРОСЧЕТЫ
“Скажем прямо, я не очень-то помогла этой семье”. Даже сейчас, признавая свою ошибку, Пегги не могла поверить в то, что решила проигнорировать собственную интуицию ради откровенно неэффективного формата.
Когда другие терапевты направляют пару на прием к Пэпп, она обычно не тратит много времени на выяснение подробной истории. Пегги предпочитает смотреть на ситуацию свежим взглядом, составляя собственное впечатление о семье и не позволяя предубеждениям и субъективным оценкам коллег по цеху влиять на ее мнение. Именно поэтому накануне той самой злополучной демонстрации она практически ничего не знала о людях, с которыми ей предстояло работать. “Это была еще одна большая ошибка. Уже после конференции их психотерапевт рассказал мне некоторые детали, которые мне просто необходимо было знать заранее. Они пережили смерть родственников, в прошлом пытались полностью разорвать отношения друг с другом. Это не игрушки”.
Все это всплыло уже постфактум, когда сама демонстрация была закончена. “Когда терапевт рассказывал мне все эти факты, я сгорала от стыда и вспоминая, вспоминая, до чего же несостоятельный месседж получила от меня во время выступления на конференции эта семья. Мне казалось, что это была худшая сессия в моей карьере”.
На этом моменте Пэпп внезапно решила сменить тему и заявила, что все эти события происходили настолько давно, что она уже толком не помнит, что было дальше. Мы попросили ее на время абстрагироваться от мыслей о судьбе пары и сосредоточиться на воспоминаниях о собственных чувствах и личных реакциях на случившееся.
“Для меня это был весьма непривычный опыт, все происходило на глазах у огромной аудитории. Возможно, именно из-за это я и выпустила ситуацию из-под контроля”. Это прозвучало вполне логично. В подавляющем большинстве случаев, если мы ошиблись во время сессии, об этом не знает никто, кроме нас, и худшее, что может случиться в результате нашей оплошности, — это отсутствие желаемой реакции со стороны клиента. Часто, если мы запороли какое-нибудь вмешательство или неправильно применили тот или иной метод, этого не замечает даже сам клиент. В случае Пегги Пэпп терапевтическая катастрофа произошла буквально на глазах у тысячи зрителей, которые жадно ловили каждое ее слово и придирчиво анализировали каждое действие. “В подобных ситуациях я всегда пытаюсь выложиться на максимум и показать лучшее, на что способна. Впрочем, иногда собственная старательность оказывает мне медвежью услугу. Я настолько напряжена и сосредоточена на себе, что не могу расслабиться и услышать, что говорят клиенты. Думаю, если бы я работала с той же парой за закрытыми дверями, я бы не допустила подобных ошибок. Просто в тот раз мне пришлось работать под слишком большим давлением”.
Анализируя и разбирая эту неудачу, Пэпп сделала еще один немаловажный вывод. Только после провальной конференции она поняла, насколько нереалистично и неуместно было заранее выбирать метод терапии до того, как познакомишься с семьей и выслушаешь ее историю. Такой подход заведомо обречен на провал.
РАБОТА НАД ОШИБКАМИ
“Сейчас, после проделанной работы над ошибками, что бы вы сделали в этой ситуации по-другому? Если бы вам нужно было снова войти в ту самую аудиторию, как бы вы повели себя, чтобы лучше справиться с задачей и оказать реальную помощь клиентам?” — спросили мы Пегги. “Во-первых, накануне приема я бы проконсультировалась с их терапевтом и узнала бы о них больше. Я бы выяснила все важные факты и обстоятельства их прошлого. Пожалуй, это помогло бы мне выполнить свою работу на порядок лучше. Я бы по-другому расставила акценты во время сессии и попыталась включить в наш разговор побольше исторического материала. Да, иногда прошлое пары действительно не имеет значения, но в данном случае именно в прошлом скрывался корень их проблем в настоящем. Не зная их прошлого, я стреляла вслепую и попала в молоко”.
Нам было любопытно наблюдать за тем, как человек, который зарабатывает на хлеб, читая лекции перед многотысячными аудиториями, по-прежнему нервничает и тушуется от мысли о публичных выступлениях. В каком-то смысле это вовсе не удивительно. Более того, история Пегги Пэпп могла бы стать ценным уроком для многих начинающих психотерапевтов, поскольку наглядно иллюстрирует, что как бы ты ни старался и как долго ни занимался своим делом, рано или поздно профессия все равно преподнесет тебе сюрпризы. Идеальных психотерапевтов, способных с непринужденной легкостью справляться с любыми вызовами и сложностями, просто не существует. Возможно, некоторые наши коллеги по цеху искренне верят, что с ними ничего подобного не случится, но эта наивная вера объясняется, пожалуй, исключительно тем, что они никогда не задумывались о множестве различных вариантов того, как каждая отдельно взятая ситуация могла развиваться иначе.
ОЖИДАНИЯ
“Думаю, главный урок, который можно извлечь из этой истории, заключается в том, что, когда тебе приходится работать под ощутимым внешним давлением, шансы успешно помочь семье сокращаются в геометрической прогрессии. К примеру, у меня дрожат поджилки каждый раз, когда клиентов ко мне направляет именитый специалист с громкой репутацией в отрасли. Раз клиентам порекомендовал меня настолько видный человек, значит, они наверняка ожидают от меня чего-то экстраординарного. От этой мысли мне становится страшно”.
На этих словах пришло четкое осознание того, что, рассуждая о работе под давлением, Пегги имела в виду вовсе не завышенные ожидания клиента, а собственную недосягаемо высокую планку. Она так часто проводила публичные демонстрации, что забыла, насколько это сложная и неблагодарная работа, особенно при условии, что ты изначально привязан к одной конкретной методике.
“Пожалуй, еще одним ингредиентом в рецепте терапевтической катастрофы стало то, что во время моего выступления акцент делался именно на самой методике, отодвигая потребности истории клиентов на второй план. В то время моя техника привлекала к себе немало интереса в научной среде, и мое выступление на конференции было заявлено как демонстрация ее практического применения. Я была обязана применить именно этот метод. Пожалуй, если бы у меня не было связаны руки, я бы попробовала с этой конкретной парой что-то другое”.
Слова Пегги напомнили нам о том, как в своей карьере мы сами не раз наступали на эти грабли. Иногда мы вкладываем так много времени и усилий в конкретную терапевтическую стратегию или план, что процесс для нас становится важнее результата, и мы упускаем из виду тот факт, что наш коронный прием здесь совершенно не подходит.
ПОЧЕМУ ВСЕ ПОШЛО НЕ ТАК
Дальше мы решили спросить Пегги о том, что она чувствовала, когда пыталась переварить и проанализировать этот неприятный опыт прилюдной неудачи.