“Итак, когда я впервые услышал о вашем проекте, я решил, что мне определенно стоит в нем участвовать. Меня приятно удивил тот факт, что столько наших коллег вызвались поделиться своей историей. Я жду не дождусь возможности подержать в руках готовую книгу и прочесть, что наговорили вам остальные. Если бы я был на вашем месте, я бы предложил провести целый конкурс с призами за гордое звание главного идиота”.
Мы рассмеялись. “Ладно, — не выдержал Джеффри Коттлер, — довольно о других. Поговорим о вас. Можете поделиться примерами и явить миру неприглядную сторону вашей работы?”
“Мне кажется, все дело в комплексе непогрешимости. Я искренне благодарен Альберту Эллису за его фразу, которая впервые открыла мне глаза на эту проблему. «Давайте признаем за собой право на ошибку, давайте не будем притворяться, что мы — непогрешимое божество, которое никогда не совершает оплошностей. Давайте поможем людям учиться на ошибках», — как-то сказал он. Мне только что вспомнился один случай, который наглядно иллюстрирует, до чего же просто заморочить людям голову. Я проводил демонстрационную сессию для своих студентов. Я был в кабинете с клиентом, а они наблюдали за мной через одностороннее зеркало. Не знаю, почему, но в тот день я словно встал не с той ноги. Мне казалось, за что бы я ни брался, у меня ничего не получается. Если бы я был за стеклом и наблюдал подобную сессию в исполнении кого-то из моих студентов, я бы отозвал этого человека в сторонку и вежливо порекомендовал бы ему задуматься о карьере в другой сфере. Когда демонстрация закончилась, мы со студентами собрались в аудитории и начали разбирать эту сессию. На меня посыпались вопросы: «Почему вы проигнорировали тот момент? Почему вы сказали это, а не то?» И я начал выдумывать миллион оправданий и рационализаций”.
Мы внимательно слушали рассказ, чувствуя, как наши уши горят от стыда. Действительно, когда кто-то указывает нам на недочеты и ошибки в работе, наша первая реакция — притвориться, что все было сделано специально. Если мы совершаем какую-нибудь глупость, мы стараемся как можно лучше замести следы.
Тем временем Лазарус продолжал. Он вспоминал, как с каждым словом лица его студентов становились все более и более угрюмыми. Они озадаченно наблюдали за действиями преподавателя, сравнивали их с тем, как они сами поступили бы на его месте, в растерянности понимали, что картинка совсем не складывается, и окончательно укреплялись в своем убеждении, что понятия не имеют, как правильно работать с клиентами. Наконец, Арни надоело морочить им голову. Он выждал еще немного, а потом вдруг, к немалому удивлению аудитории, охотно сознался в том, что на самом деле полностью запорол эту сессию. Он честно признал свои ошибки, взял на себя ответственность за то, что допустил их, и заверил студентов, что все их критические наблюдения и замечания были исключительно меткими и уместными.
Рассказав эту историю, Арнольд Лазарус снова поспешил подчеркнуть, насколько важным качеством для психотерапевта, по его скромному мнению, является умение признать собственные клинические промахи. “Знаете, у всех нас время от времени бывают такие сессии, когда и мы сами, и наш клиент на 100 % уверены в том, что работа была проделана великолепно. В такие моменты нам ужасно жаль, что все происходит за закрытыми дверями и нас при этом никто не видит. Как же так? Мы же настолько красиво сработали, добились поразительного результата. Нам хочется, чтобы нашу сессию показали по телевизору, и все на свете, начиная от коллег по цеху и заканчивая крестьянами на рисовых плантациях Китая, на секунду отложили в сторону свои дела и восхищенно внимали нашей гениальности. А если у нас вдруг что-то не получается, мы молимся на профессиональную тайну и в глубине души ликуем от мысли о том, что наш прокол произошел наедине и без свидетелей. Мне почему-то кажется, что с этими переживаниями каждый из нас хоть раз, да сталкивался в своей карьере”.
Конечно же, то, о чем он говорил, было нам до боли знакомо. На мгновение мы притихли, погрузившись в воспоминания о былых ошибках, многие из которых так никогда и не вышли наружу. Дело в том, что большую часть времени многие клиенты настолько поглощены собственными проблемами, что совершенно не замечают, когда ошибается их психотерапевт. Они до того одержимы собственными недостатками, что упускают из-виду недостатки тех, кто берется им помогать. А если клиент набирается смелости и упрекает нас в допущенных ошибках, мы переводим все в шутку и напоминаем о том, что принцип конфиденциальности и приватности, между прочим, работает в обе стороны.
“Вот-вот, — поддакивал Арни, — если клиенту взбредет в голову сказать кому-то, что я ошибся, я буду все отрицать. Знаете, у меня бывали настолько бездарные сессии, что клиент мог бы подать против меня иск о возмещении морального ущерба. К счастью, это происходит исключительно редко, да и в этом я не одинок. У всех нас время от времени бывают неудачные дни”.
Зная его педантичную, взвешенную и рассудительную манеру, мы с трудом представляли себе, что Арнольд Лазарус мог выполнить свою работу неидеально. Впрочем, Арни не спешил. Прекрасно понимая, насколько он заинтриговал нас и до чего любопытно нам было послушать его историю терапевтической катастрофы, он намеренно тянул время и двигался строго по списку вопросов. Не зря же он заранее готовил свои заметки! Его повествование было столь же логичным и упорядоченным, как и его метод мультимодальной терапии.
СПИСОК ГРЕХОВ
“Если я не ошибаюсь, ваш следующий вопрос заключался в том, что лично я подразумеваю под словосочетанием терапевтическая катастрофа. Что ж, когда я слышу эти слова, мне в голову приходит длинный список разнообразных проступков, но, пожалуй, я бы сказал, что главным грехом психотерапевта является отсутствие эмпатии, т. е. неспособность испытывать сострадание к клиенту”. Арнольд Лазарус сверился со своими заметками и принялся методично перечислять прочие “симптомы” неэффективной терапии. Оказалось, он заранее подготовил перечень возможных клинических ошибок, которые он считает вредоносными для процесса психотерапии: нежелание слышать клиента, привычка постоянно отвечать вопросом на вопрос, навешивание ярлыков, неспособность грамотно считывать эмоции клиента, склонность к пагубным и превратным интерпретациям. “Если психотерапевт насмехается над клиентом, оскорбляет его или прибегает к неконструктивной критике, это вопиющий хрестоматийный пример терапевтической катастрофы. Я бы еще добавил в этот список грехов нежелание грамотно применять эмпирически обоснованные и доказано эффективные методики”.
Следующие несколько минут разговора целиком и полностью ушли на это перечисление. Кажется, Лазарус подошел к вопросу основательно и решил дать нам исчерпывающее определение того, что в его понимании представляет собой терапевтический успех, а что — терапевтическая катастрофа. Поскольку большую часть своей жизни Арнольд посвятил научным исследованием и эмпирическому доказательству эффективности своих методов с упором на логические аргументы и объективные данные, вовсе не удивительно, что его представления в общем и целом вполне перекликались с общепринятыми стандартами отрасли. Пожалуй, единственное, что поразило нас в его списке грехов, было вскользь брошенное замечание о негативных эффектах чрезмерной холодности и отстраненности терапевта. Мы поспешили с ним согласиться.
На каком-то этапе мы все же не выдержали и предприняли смелую попытку перевести разговор в более личное измерение. “А какие правила из вашего списка чаще всего нарушаете вы сами?” — поинтересовались мы у Лазаруса.
“Должен признать, что иногда во время сессий я вовлекаюсь в дела клиента куда меньше, чем подобает хорошему психотерапевту”, — подумав, ответил он. И мы снова вернулись к проблеме сострадания. “Это как в сцене из фильма Анализируй это, где герой Билли Кристала говорит клиенту: «Может, ты наконец-то займешься своей жизнью и перестанешь мозолить мне глаза?» Иногда эта фраза так и вертится у меня на языке, однако я прекрасно понимаю, что это не самый продуктивный настрой”.