“С самого начала все пошло наперекосяк, — сокрушался Джон. — Я злился на клиента за то, что он так гнусно обошелся с моей коллегой, и на себя за то, что позволил ей переложить на меня свою проблему с Безумным Максом. Наша терапия ограничилась одной-единственной встречей, зато какой! Это было пятьдесят минут чистой концентрированной враждебности. На первых порах гнев и неприязнь преимущественно исходили от Макса, но, смею вас уверить, к концу сессии эти чувства стали взаимными.
Он начал с того, что потребовал объяснить, что я собираюсь «с ним делать». Он отрицал, что ему нужна помощь специалиста, и настаивал на том, что проблема заключалась в его «неадекватной» бывшей жене. Макс с огромной неохотой рассказывал о себе, однако с первых минут мне стало ясно, что передо мной самовлюбленный и язвительный тип, который обожает срываться на бывшей жене, детях и коллегах”, — продолжал Норкросс.
Пытаясь собрать минимум базовой информации о новом клиенте, Джон выяснил, что мужчина перепробовал трех разных терапевтов, но все они отказались работать с ним после первой сессии. Норкросса это не удивило, и в глубине души он мог посочувствовать своим коллегам, которым “посчастливилось” связаться с Безумным Максом. Кроме того, оказалось, что в прошлом мужчина злоупотреблял веществами и лечился от наркомании. Эта деталь показалась Джону достаточно любопытной, и он попытался больше выведать у Макса о его борьбе с зависимостью, однако мужчина грубо отрезал, что это к делу не относится, и категорически отказался говорить на эту тему.
“Я попытался поставить себя на место Макса и прикинуть, какие сложные процессы, должно быть, происходили в тот момент в его сознании: супруга подала на развод, судья вынудил вопреки его воле ходить на терапию… Я пытался поработать с его гневом и исключительно из лучших побуждений позволил себе отпустить по этому поводу несколько конструктивных замечаний. Увы, я употребил для описания его поведения термин межличностная реализация роли, что, мягко говоря, не понравилось мужчине”, — вспоминал Джон.
“Это что еще за психологическая белиберда?” — огрызнулся Безумный Макс. Быстро осознав свою ошибку, терапевт поспешил извиниться. Он признал, что действительно неправильно подобрал слова, и примирительно поблагодарил клиента за то, что тот указал ему на эту оплошность. “Ну ладно, ладно, — проворчал Макс, сменив гнев на милость, — в первый раз прощаю, но смотрите мне, чтобы больше такого не повторялось, ясно?”
“Эта фраза стала последней каплей. Чаша моего терпения переполнилась, и враждебность бурным потоком полилась наружу, — признался Норкросс. — На каком-то этапе я больше не мог себя сдерживать и пустился в нелицеприятные заангажированные интерпретации. Честно говоря, мне до сих пор стыдно об этом вспоминать. Мне еще тогда было ясно, что своим самовлюбленным и вызывающим поведением Макс на самом деле пытался прикрыть глубокую подавленность и неуверенность в себе, но я повелся на эту напускную агрессию и позволил втянуть себя в конфликт”.
Проявляя чудеса самообладания и стараясь максимально держать себя в руках, Норкросс объяснил Максу, что невозможно заниматься психотерапией без минимального желания и мотивации со стороны клиента, которые в данном случае, судя по всему, отсутствуют.
“Боюсь, с подобным отношением нам будет сложно сработаться”, — спокойно произнес Джон.
“Надо же, так вы меня обвиняете? — вскипел Безумный Макс. — Хотите сказать, это я во всем виноват?”
“Ни в коем случае, — ответил Норкросс. — Я обвиняю тот процесс, который сейчас между нами происходит, и предлагаю нам вместе подумать, как мы можем по-другому подойти к ситуации”. “Да ладно, вы таким образом намекаете, что все проблемы из-за меня”, — Макс был непреклонен.
На этом этапе у Джона уже не было сил с ним спорить. “Как хочешь, так и думай”, — решил он про себя, однако взял себя в руки и с плохо скрываемым раздражением вновь попытался донести свою мысль до клиента. “Послушайте, во время сессии у меня сложилось впечатление, что вы целенаправленно пытаетесь саботировать терапевтический процесс. Мне хочется найти с вами общий язык и выстроить доверительные отношения, но это нелегко, когда собеседник постоянно срывается, наседает и переходит на личности. Поверьте, со своей стороны я искренне расположен к вам, настроен на конструктивную работу и готов делать все, что в моих силах”. Норкросс надеялся, что посредством подобной конфронтации и метода самораскрытия он сможет достучаться до мужчины.
“Послушайте, — заревел Безумный Макс, краснея от злости, словно примирительный тон Норкросса заставил его потерять остатки самообладания, — что вы нюни распустили? Хватит вести себя как гомик!”
“Я нахожу ваше последнее высказывание крайне оскорбительным, подбирайте, пожалуйста, выражения”, — с раздражением ответил Джон. Это был едва ли не первый случай в его карьере, когда клиент умудрился настолько вывести его из себя. Норкросс видел, что ситуация зашла в тупик, и понятия не имел, что делать дальше. Он решил не вдаваться в подробности и не пересказывать весь последовавший диалог, но было нетрудно догадаться, что сессия завершилась далеко не на дружеской ноте. “Скажем так, Макс позволил себе отпустить еще несколько чрезвычайно нелицеприятных и ядовитых комментариев в адрес людей нетрадиционной ориентации, а мне это не понравилось. На прощание я сказал ему, что это была сложная сессия, тем не менее я благодарен ему за проявленную честность. Он недовольно буркнул, что, если обязан ходить на терапию по предписанию суда, у него нет выбора, и записался на следующий прием. Когда спустя несколько дней он позвонил и отменил запись, я совершенно не огорчился”, — закончил свою историю Джон Норкросс.
ОГЛЯДЫВАЯСЬ НАЗАД
Оглядываясь назад на эту злополучную сессию, Джон еще долго искренне сожалел о том, как поступил в сложившейся ситуации. Со временем наш собеседник осознал, что печальная история терапии Безумного Макса с самого начала была обречена на провал.
“Меня грызла непроработанная обида на Макса, на коллегу, которая мне его подсунула, и на себя за то, что вообще согласился взяться за этот случай. Много лет я с горечью прокручивал в голове эту встречу, размышляя о том, почему повелся на его провокационные и враждебные выходки. Это же была классическая ошибка новичка: не заметить собственную реакцию негативного контрпереноса. Да, я искренне старался поставить себя на место Макса и показать ему, что понимаю, почему ему плохо. Я руководствовался исключительно лучшими побуждениями, однако неправильно подобрал слова, и он превратно истолковал мои попытки помочь ему как проявление манерной женственной слабости. Видимо, именно из-за этого он и приплел сюда гомосексуальность, что еще больше усложнило ситуацию. Пожалуй, это мне нужно было лучше подбирать выражения”, — размышлял Норкросс.
Хотя инцидент с Безумным Максом произошел более пяти лет назад, Джону до сих пор было неприятно вспоминать об этой сессии. Все же мы набрались смелости и поинтересовались у него, чему его научил тот мучительный опыт и какие уроки он вынес из него на будущее.
“Это был не конец истории. Около двух лет назад она внезапно получила любопытное продолжение. Вы не поверите, но Безумный Макс позвонил мне. Он заявил, что с момента нашей встречи прошел через еще нескольких специалистов. Он так и сказал: через. Пожалуй, это действительно было самое подходящее слово, чтобы описать его мытарства с психотерапией. Дальше Макс сообщил, что все же выполнил минимальные требования судебного предписания, только при этом ему «нифига» не стало лучше. Он так и сказал: «нифига». Согласитесь, неожиданный поворот”, — удивил нас Джон.