У нас закралось нехорошее предчувствие, поскольку история о мытарствах нашего собеседника, отчаявшегося справиться с непростой клиенткой самостоятельно и положившегося на “помощь зала”, звучала до боли знакомо. И действительно, поговорка о том, что одна голова хорошо, а две — лучше, иногда может сыграть с психотерапевтом злую шутку. Так, обратившись с одним и тем же запутанным случаем к полудюжине разных супервизоров, вы можете получить полдюжины разных ответов, и в итоге консультации с коллегами, вместо того чтобы пролить свет на ситуацию, еще больше сбивают вас с толку. Мы приходим на супервизию в надежде получить четкие и единодушные рекомендации о том, как быть, а в результате слышим множество разнообразных теорий и предположений, от которых голова идет кругом. Заранее предчувствуя неладное, мы поинтересовались у Миллера, что произошло после того, как он решил посоветоваться с коллегами.
“Ничего не произошло! Совсем ничего! — вскричал Скотт. — К тому моменту я работал с клиенткой уже практически два года, что было крайне нехарактерно для меня как для человека, заработавшего себе репутацию специалиста по краткосрочной терапии, а в ее поведении все так же ничего не менялось”.
В ПОИСКАХ ОШИБКИ
Вплоть до этого момента у нас складывалось впечатление о том, что Скотт Миллер поступал в этой ситуации исключительно правильно. Нам стало искренне любопытно, в чем же, по мнению нашего собеседника, заключалась его роковая ошибка. Ответ не заставил себя долго ждать. Скотт подчеркнул, что ему не стоило топтаться на одном месте два года, безуспешно пытаясь достучаться до клиентки при помощи одних и тех же приемов. По словам Миллера, как только он осознал, что его привычные подходы и методы здесь не работают, нужно было сразу же попробовать что-то кардинально новое.
Впрочем, отчасти Скотт Миллер лукавил. На самом деле у него до сих пор не было ответа на этот вопрос. Прокручивая в голове и анализируя свои решения и поступки, наш собеседник не понимал, что же он сделал не так. Он грамотно поддерживал профессиональные границы. Был предельно открыт к контакту с клиенткой, оставаясь при этом в рамках разумного. Удрученно разводя руками, Миллер признал, что, окажись он в подобной ситуации снова, скорее всего, он делал бы ровным счетом все то же самое. “Ничто не предвещало беды. Она не звонила мне в промежутке между сессиями, — неожиданно сказал Скотт, — по крайней мере до того дня, пока я не пришел к выводу, что больше ничем не могу ей помочь и терапию пора заканчивать. Вот тут-то все и началось. Сначала она принялась обрывать мне телефон, а потом пошло-поехало”.
Мы не удержались и перед тем, как позволить нашему собеседнику перейти к самой драматичной части его истории, вновь поинтересовались у него, где же он оплошал. В чем заключалась его роковая и непростительная ошибка? Наше любопытство было объяснимым, ведь, слушая рассказ Скотта, мы не могли отделаться от собственных воспоминаний о похожих клиентах: людях с явными чертами пограничного расстройства личности, людях, прекрасно умевших манипулировать окружающими, людях, которым так и не стало лучше, несмотря на слаженные титанические усилия нас самих и наших коллег. По личному опыту мы знали, что чаще всего проблемы в работе с такими клиентами возникают, когда терапевт либо воспринимает ситуацию слишком близко к сердцу и принимает все на свой счет, либо слишком сильно старается и начинает вкладывать в своего подопечного непропорционально много времени и сил. Впрочем, ответ Миллера нас, мягко говоря, удивил. По мнению нашего собеседника, дело было не в просчетах и промахах. Его главной и единственной ошибкой было взяться за случай, который попросту выходил за рамки его профессиональной квалификации. “Я замахнулся на задачу, которая была мне заведомо не под силу”, — признал Скотт Миллер.
ЧТО ЖЕ ДАЛЬШЕ
С каждой минутой нам все больше не терпелось узнать, что произошло дальше и чем закончилась эта необычная история, так что, сгорая от любопытства, мы попросили нашего собеседника продолжить рассказ. Итак, Миллер два года исправно встречался с клиенткой один, а то и два раза в неделю, однако симптомы девушки по-прежнему были на месте, деструктивное поведение никуда не девалось, а состояние все так же оставляло желать лучшего. Пожалуй, единственным утешением во всей этой ситуации можно было считать тот факт, что нашему собеседнику, похоже, удалось выстроить с клиенткой на редкость прочные доверительные отношения, причем это было не голословное заявление. В целях контроля динамики Скотт время от времени давал девушке пройти стандартизированный опросник для оценки качестве терапевтического альянса, который с завидной регулярностью показывал стабильно хороший результат.
Миллер стоически держался, сколько мог, но в какой-то момент понял, что так больше продолжаться не может, пришло время умывать руки. Смирившись с тем, что он больше ничего не в силах сделать для клиентки, Скотт сдался и предложил ей прекратить терапию. Он пытался максимально тактично объяснить девушке, что два года — это слишком много, и смена психотерапевта необходима в ее же лучших интересах, но, к сожалению, его красноречие оказалось тщетным. Клиентка восприняла эти слова как личное оскорбление, завуалированное желание ее бросить и предательство того безграничного доверия, которое она питала к нашему собеседнику. В ее восприятии это был очередной болезненный удар в спину.
В восприятии же Миллера это было не что иное, как признание собственного поражения. Будучи беспощадно честным с собой, Скотт сокрушенно смирился с тем, что этот случай оказался ему не по зубам. Мы одновременно закивали, не столько в знак согласия, сколько в знак соболезнования. Перед нашими глазами чередой проносились воспоминания о собственных клиентах, устроивших настоящую проверку на прочность нашей профессиональной квалификации, которую нам, увы, не суждено было пройти. Впрочем, разве не в этом заключается едва ли не самая поразительная отличительная особенность нашей работы? Как бы долго мы ею ни занимались, мы так никогда и не научимся делать ее правильно. Нам всегда будет куда расти и чему учиться.
Тем временем Скотт Миллер продолжил свой рассказ. “В тот день она пулей вылетела из моего кабинета, на прощание хлопнув дверью. Чем больше я старался объяснить ей, что на самом деле я имел в виду, тем больше она воспринимала мои слова как критику в свой адрес и вероломное предательство. В конце концов я позвонил ей и пригласил прийти ко мне в последний раз, чтобы прояснить ситуацию, разойтись полюбовно и закончить наше знакомство на дружеской ноте. Она заявила, что хочет продолжать терапию. Я попытался убедить ее в том, что это бессмысленно, я не вижу резона тянуть время, повторяя действия, которые заведомо ей не помогают”, — вспоминал наш собеседник.
В итоге девушка все же согласилась прийти на прощальную сессию и расставить все точки над “i”. Она заверила Скотта, что все поняла и готова поговорить с ним спокойно и взвешенно, только ее слова, мягко говоря, расходились с делом. Как оказалось, с момента их последней размолвки клиентка окончательно пустилась во все тяжкие и стала все чаще прибегать к откровенно саморазрушительному поведению. Она снова начала принимать наркотики, а вечерами ходила по барам, знакомясь на одну ночь со случайными мужчинами.