Он проводит рукой по своим мокрым волосам и трясет головой как собака. Он восхитительный. Восхитительный, сексуальный, мускулистый и милый.
Все в одном лице.
Его закрытость заставляет чувствовать себя неловко, но при этом и нуждающейся. Мое дыхание начинает ускоряться, и я быстро стираю капельки воды со своего лица, потому что из-за хлорки все мои незажившие царапины начинает жечь. С этим движением приходит боль в ребрах, и от этого я немного морщусь.
— Все еще болит? — спрашивает он. Его улыбка исчезает, и голубые глаза темнеют. Он, кажется, раскаивается по поводу того, что случилось со мной, но если бы не он, то неизвестно, сколько времени я бы пролежала там, в грязи и на гравии. Я посылаю ему улыбку и прочно закрепляю свою невидимую маску на месте.
— Все хорошо. Сейчас мне уже не так больно. Я в порядке, правда. Не беспокойся, — говорю я беспечно, пожимая плечами так равнодушно, как могу.
Он поднимает руку и очень нежно очерчивает мою скулу. Я задерживаю дыхание и нервно отворачиваюсь от его взгляда. Я почти хнычу, когда он убирает свой палец, но затем нежно кладет его мне под подбородок, поднимая мое лицо обратно вверх так, что мы практически смотрим друг другу в глаза.
Непреодолимая энергия окружает нас. Он придвигается ближе, его руки лежат на моей пояснице, притягивая меня в тепло его тела. Мой разум уносится от меня, когда мой взгляд перебегает от его глаз к губам. Его дыхание учащается, и моя грудь начинает подниматься и опускаться в унисон с его.
Он собирается поцеловать меня?
А я хочу, чтобы он меня поцеловал?
Ответ приходит мгновенно.
Да, я хочу, чтобы он меня поцеловал!
Мои губы приоткрываются, когда мы смотрим друг на друга, кажется, целую вечность. Я закрываю глаза и придвигаюсь, мечтая, чтобы он захватил мои губы своими. Внезапно его руки застывают, и он резко отталкивает меня, создавая пространство между нами.
Мои глаза распахиваются в удивлении. Он смотрит вниз с гримасой на лице. Он выглядит взбешенным. Что я сделала? Я думала, что он хотел поцеловать меня. Он притянул меня к себе, поэтому я последовала за ним. Что за... Мне стыдно, и я абсолютно унижена.
Беги.
Убегаю от ситуации, вот что я всегда делаю. Если что-то не так, то я убегаю. Я сильно прижимаю руки к краям бассейна и пытаюсь поднять себя вверх из воды, но чувствую, что его руки хватают мои бедра, останавливая меня. Я снова опускаюсь в воду и остаюсь совершенно неподвижной, хотя прямо сейчас все внутри меня сходит с ума. Я не оборачиваюсь. Не могу. Я должна избегать любого зрительного контакта, избегать что бы, черт побери, не случилось между нами. Он наклоняется вперед, и я чувствую его дыхание на своей шее.
— Я сожалею, — шепчет он.
Не больше, не меньше. Просто «я сожалею». Мы остаемся в таком положении еще одну минуту, его грудь к моей спине. Он наклоняет голову вперед, и опускает лоб на мои мокрые волосы.
— Я сожалею, Джесс. Я не должен был делать этого. Я не хочу, чтобы ты думала, что я хочу просто потрахаться, потому что это не так. Я не Харрисон или любой их этих никчемных кусков дерьма. Я хочу быть твоим другом, поэтому не должен был пересекать эту грань. Я правда сожалею.
Тепло его дыхания продолжает атаковать нежную кожу на моей шее с каждым словом, что он произносит.
— Это потому, что ты восхитительна своей естественностью и красотой. Это так возбуждает, и ты не похожа на ту, которой люди тебя считают. Ты сильная, независимая и значишь гораздо больше, чем тебе кажется, но ты не веришь в себя, — он делает глубокий выдох и продолжает: — Это трудно, не увлечься тобой, настоящей тобой.
Я медленно поворачиваюсь и поднимаю на него глаза, пытаясь остановить слезы, которые хотят пролиться из моей души. Никто никогда прежде не говорил мне что-то подобное. Мое сердце переполняется, а внутри растекается тепло. Он смотрит глубоко внутрь меня, проникая через стену, которую я возводила семнадцать лет. Кирпичик за кирпичиком, слой за слоем, он прорывается сквозь них.
— Я. Вижу. Тебя. Джессика Александр, — он берет мои щеки в руки и повторяет себе, — я вижу тебя. Тебе тоже нужно себя увидеть. Если посмотришь глубже, то увидишь прекрасную, сильную девушку, которая держит весь мир на ладони. Не позволяй жизни пройти мимо из-за таких людей, как Элизабет и Хейли. Ты понимаешь меня?
Он тянется и берет меня за руку. Я иду за ним, когда он выводит нас из бассейна. Он подходит к своему креслу и хватает полотенце, вручая его мне.
— Вот. Вытирайся. Изменение планов, — говорит он.
Что происходит? Что за новый план?
Должно быть, он видит вопрос в моих глазах, но, прежде чем я успеваю озвучить его, он говорит:
— Я хочу показать кое-что.
Я молча киваю, потому что прямо сейчас он задумчив и серьезен, так что я не совсем уверена, что сказать. Никогда не видела эту его сторону. Он натягивает свою майку и надевает сандалии. Хватает второе полотенце и быстро вытирает свои волосы. Я наспех натягиваю свою одежду на мокрый купальник, затем собираю волосы так, как получается. Засовываю ноги в свои шлепки и хватаю сумку.
Ничего не говоря, он идет к выходу и открывает ворота. Я нервничаю, потому что-то не так, неправильно. Не знаю, как объяснить это, но у меня есть ощущение, что, куда бы он ни привел меня, это плохое место. Он обходит и открывает пассажирскую дверь своего пикапа для меня. Теплая кожа сиденья приятно касается моей кожи, когда я пристегиваю ремень безопасности. Он закрывает дверь, затем оббегает вокруг, запрыгивает внутрь и заводит двигатель. Его пикап громкий и большой. В этой штуке я как будто нахожусь в десяти футах над землей. Он дает задний ход и с легкость маневрирует мимо моей маленькой машинки. Когда мы выезжаем на дорогу, он направляется в город.
Прежде чем мы достигаем окраины, он сворачивает на боковую дорогу. Когда мы проезжаем немного дальше, я мгновенно понимаю, где мы. Мой желудок скручивает, и я хватаюсь за свою сумку, как будто это гарантия безопасности. Он сворачивает с дороги проезжает через вход прямо под огромной аркой, которая большими, украшенными завитками буквами гласит: «Городское кладбище».
Почему он привез меня на кладбище?
Это не может быть хорошо.
6 глава
«Другие… но не уступающие».
— Тэмпл Грандин.
Джессика
— Послушай, Джесс. Я понимаю, ты, скорее всего, сейчас немного растеряна и удивлена, какого черта я привез тебя сюда. Я только хочу, чтобы ты… поняла, — говорит он, опустив голову на руль.
Поняла что?
Он полностью заполняет это место. Это немного сводит меня с ума и мне трудно что-либо сделать. Это слегка неловко и напряженно. Воздух в кабине грузовика сгущается, и уровень моей нервозности достигает максимальной точки. Я должна что-то сказать, но что? Почему, впервые я чувствую себя сильной, когда он слаб и уязвим? Это не то чувство, с которым я когда-либо сталкивалась, поэтому не имею ни малейшего понятия, как его утешать, или как вообще на это реагировать.
Он спасает меня от моего внутреннего противостояния, когда открывает свою дверь. Выходит, захлопывает ее, обходит машину вокруг и подходит ко мне. Дверь открывается, и он протягивает руку, предлагая мне ее, чтобы я выбралась из его чудовищного грузовика. Я спрыгиваю, он закрывает мою дверь и усиливает хватку на моей руке, когда я следую за ним.
— Я никогда никого не привозил сюда прежде. Никто, кроме семьи, об этом не знает. Она всегда была позорным секретом, и родители считали, что это может запятнать их совершенный, хорошо сложенный стиль жизни загородного клуба.
Кто? О ком он говорит?
Я сейчас полностью растеряна, но все равно не задаю вопросов. Думаю, ему сейчас необходим тот, кто его выслушает. Так что я просто буду этим человеком. Он глубоко вздыхает, когда мы подходим к красивому надгробному камню, на котором с двух сторон изображены два ангелочка.