Выбрать главу

— Не понимаю вас, сэр. Что вы находите в этих чудовищах? И к чему эта одержимость Богом? Что у этой парочки общего?

Майклз был явно встревожен увиденным.

— Эти уродцы являются лишь средством для достижения цели, Майклз.

— Какой цели? Вы хотите унизить церковь?

— Разве ты не видишь? Я хочу постичь Бога, узурпировать его власть. Я не единственный, кто утверждает, что познать Бога можно лишь через его работу, через его творения. Буддисты созерцают чудеса природы, ручьи и цветы. Ученые исследуют стихийные бедствия и необъятные просторы внутреннего и внешнего космоса. Изучают наиболее впечатляющий аспект создания. Я тоже его изучаю. Все, от нуклеотидов до квазаров. Я проводил в тибетских монастырях долгие часы, наблюдая, как снежинки оседают на склонах холмов. И да, это зрелище вызывало у меня благоговение. Как и у всех остальных, тупое благоговение. Но я пришел к более глубокому пониманию совершенства. Поэтому сейчас изучаю не идеальные творения Бога, а те, что с изъянами. Изучаю его ошибки.

Он жестом показал на Бетти, которая только что покинула раздевалку возле бассейна и, извиваясь студенистым телом, двигалась по коридору к своей комнате. Ее до безобразия жирное туловище, словно в знак протеста, бугрилось и собиралось складками, когда она ползла, сокращаясь и вытягиваясь словно червь.

— А как можно познать творения божьи лучше, чем в библейском смысле?

— Эту часть, по-моему, я понимаю. Но что насчет священников и монахинь?

— О, это ты поймешь довольно скоро.

Когда они проходили мимо апартаментов ангелов, Джон Фэррингтон, остановившись, уставился на дверь.

— Сэр, у нас гости. Мы не можем заставлять их ждать.

Голос Фэррингтона звучал словно издалека. В глазах у него, казалось, стояли слезы.

— Почему они не любят меня, Майклз? Почему?

3

Джеймс Брайант и Ричард Уэстмор сидели на кожаном диване, невероятно огромном и мягком, как крайняя плоть пениса. Они смотрели на мраморные полы, блестевшие, как стекло, на стены с искусственным покрытием, отделанные красным деревом. На огромную круглую крышу из витражного стекла. На твердый гранит, нержавеющую сталь, шероховатый мрамор. На мебель из дуба, из вишневого и розового дерева, которая больше походила на произведения искусства, чем на предметы интерьера. В помещении все было совершенно новым и дорогим. Брайант сразу же заметил, что в комнате нет ни одной фотографии или личной вещи. Он ожидал увидеть обязательный портрет над камином, но комната была полностью лишена индивидуальности. Здесь мог жить кто угодно. Кто угодно, обладающий девятизначным капиталом.

— Полагаю, это парень не очень любит антиквариат, хм? — сказал Уэстмор и принялся фотографировать комнату.

— В другой ситуации я решил бы, что он купил всю эту мебель перед нашим приездом. Она даже пахнет, как новая, — отозвался Брайант.

— И к тому же чертовски неудобная! — проворчал Уэстмор, едва не выпав из мраморного, с ручной резьбой кресла без подушки и со спинкой, которая была выше головы обычного человека.

Брайант собирался что-то ответить, когда его уши уловили какое-то движение в коридоре.

Уэстмор и Брайант повернулись и посмотрели в главный холл, где Майклз силой тащил вверх по лестнице какого-то высокого, хорошо сложенного и совершенно голого джентльмена. Мужчина был явно расстроен и продолжал что-то выкрикивать — что-то про ангелов. Что-то вроде «Почему ангелы меня не любят?» Наконец, голый безумец, обливаясь слезами, рухнул в объятья Майклза и позволил отвести себя вверх по лестнице в одну из многочисленных спален на втором этаже.

— Тебе не кажется, что… — начал Уэстмор.

— Надеюсь, что это не так, — предположил Брайант, в недоумении качая головой. — Если это Фэррингтон, то мы имеем дело с полным психом.

— Слава богу, писать об этом будешь ты.

Уэстмор окинул комнату хмурым взглядом и заметил на пристенном столе пепельницу.

— Думаю, это опять моя карма. Мы не пробыли здесь и двадцати минут, а дела уже хреновей некуда. И вот что я сейчас тебе скажу. Это займет больше времени, чем мы думали. И гребаную игру с «Янкиз» я пропущу.

— У нас же не почасовая оплата. Куда делась твоя трудовая этика?

Уэстмор стряхнул пепел.

— Какая еще трудовая этика? И где этот британец? Мы в доме миллиардера. Я думал, британец предложит нам хотя бы выпить.