Он стал осторожно спускаться по лестнице. Головная боль не отпускала. Внизу, в главном холле, горело лишь несколько светильников. Он проскользнул в гостиную, где они впервые встретились с Фэррингтоном, и сразу же направился к шкафу. Звякнув бутылками, вытащил «Джонни Блю». Плеснул себе «на два пальца» и поискал глазами штуковину, которая со слов Брайанта не являлась пепельницей.
Где-то в глубине дома тикали часы. Уэстмор выглянул сквозь лексановые панели в сад. Думай, думай.
Что это за место? Что за человек этот Фэррингтон? А тот британец? Первая порция виски проскользнула в горло, но он по-прежнему оставался предельно сконцентрированным. Почему Фэррингтон не хочет фотографироваться? Почему он вообще согласился на интервью? В прошлом он никогда этого не делал. А что насчет того…
На улице завелся двигатель, вспыхнули фары. Из тупика выехал еще один фургон с надписью «ДАЙЕ ФАРМАСЬЮТИКАЛС, ЛТД» на борту.
Что за дерьмо? Почему фургоны фармацевтической компании разъезжают рядом с этим роскошным особняком в три часа утра?
Красные габаритные огни фургона стали меркнуть, а затем и вовсе исчезли. Тишина теперь казалась какой-то обволакивающей. Уэстмор слышал прорывающиеся сквозь нее звуки: шорохи дома, шелест кондиционера. Тиканье часов — где бы они ни были — стало громче и отчетливее. Вдруг он замер. Что это было, стон? Чей-то голос? Он доносился откуда-то из глубин дома. С щелчком открылась и закрылась дверь. Шаги. И снова тишина.
Предчувствия снова накатили на него.
Плохие предчувствия.
Уэстмор покурил в темноте, выпил еще виски. Бухло и сигареты выматывали его. Сама жизнь выматывала. Вымотай меня еще сильнее, — взмолился он. Просто возьми меня. И вымотай так, чтобы ни хрена не осталось…
Он снова был пьян. К Богу ли он обращал свои мольбы? К тому Богу, в которого он, по собственному утверждению, верил? Бог ни хрена для меня не сделает, но… разве он должен? Я этого не заслуживаю. А что насчет Брайанта? Что насчет того психа Фэррингтона и того придурка Майклза? Неужели Бог имеет о разных людях разное представление? Наверное, так. Воистину нет одинаковых людей, и нет одинаковых культур. Слишком много различий. Поэтому один бог не в состоянии спасти всех. Бог должен иметь много обличий, — философствовал Уэстмор, подогреваемый спиртным.
Давай еще выпьем. Только ты и я, хорошо, Бог?
Хмель вынуждал двигаться с большей осторожностью, однако у него не получилось…
Хрясь!
Он забыл, что оставил тиковую дверь шкафа открытой, и вошел лбом прямо в торец. Боль укусила его словно дикий зверь. Вот я пьяный дурак! — успел подумать он, потом поднес руки к голове и рухнул на пол.
Сознание то меркло, то снова возвращалось к нему. Кровь из раны заливала глаза. Боль теперь напоминала питона, забравшегося в черепную коробку. Какое-то время он полежал на полу, слушая стук в голове. Насколько серьезно он пострадал? Разве не так погиб Уильям Холден[3]? Пьяный, ударился головой, а затем истек кровью, поскольку алкоголь затрудняет свертывание. Черт, — мысленно ругнулся Уэстмор. Хоть в этом они будут равны. Когда он попытался встать, боль снова отбросила его на пол, словно ударив ногой в грудь.
Прищурившись, он увидел сквозь туман стоящую перед ним тень. Наверное, тень от двери шкафа, — подумал он. Но это было не так.
Тень склонилась над ним.
— Майклз? — пробормотал он. Наверное, это Майклз.
— Нет, — ответила тень. Голос мужской, только какой-то… странный. Словно доносившийся эхом. Силуэт темный, и сияющий одновременно — невозможно такое описать. Тень была…
Какого черта он делает? Шмонает меня?
Рука ощупывала его рубашку. Вытащила из кармана пачку сигарет и зажигалку.
Щелк. На мгновенье вспыхнул огонек. Тень снова выпрямилась, оглядываясь вокруг. Уэстмору было понятно, куда смотрит тень, по горящему кончику сигареты.
Перед лицом у него заклубился дым, и странный голос раздался снова.
— Откуда я знаю, что твоя мать покинула больницу в тот же день, когда родила тебя? Откуда я знаю, что миссис Корелла едва не сбила тебя на своем «жуке», на Стонибрук-Драйв, на следующий день после убийства Кеннеди, и ты тогда еще нагадил в штаны? Откуда я знаю, что раньше ты мечтал о женщинах в церкви, когда был прислужником?