- Если тебе нечего сказать и единственное, ради чего ты хотела меня увидеть - эта нелепая попытка отравить, я прикажу тебя казнить, - нарушил тишину Ганнибал.
Терции стало страшно. Ей казалось, что она готова была к смерти, но теперь, когда реальная угроза нависла над ее головой, поняла, что это не так. До сегодняшнего дня она была готова умереть, ради высокой цели. Ради чего она умрет сейчас, когда тот, кто угрожает Риму, останется жив?
Терция снова посмотрела на Ганнибала. На этот раз она не изображала покорность. Ей вдруг стало совершенно очевидно, что этот человек сильнее ее. Те мужские слабости, на которых она научилась играть, были ему чужды. Он не остановится, даже если сенат подошлет к нему сотню убийц. Его не напугать, но и глупым Ганнибала не назовешь. Он готов к поражению, наверняка нашел способы к продолжению борьбы, коль скоро его осада с Рима будет снята.
Этот образ всесильного и мудрого руководителя в одно мгновение сформировался в мыслях Терции. Она с ужасом осознала, что испытывает уважение, тягу к этому человеку. Сможет ли Рим выстоять, когда ему противостоит такой противник, сможет ли сенат напугать бесстрашного Пунийца?
Ганнибал в свою очередь ожидал речи, полной пафоса. Он мечтал встретить Сцеволу, с которым говорил бы на равных. Но римская знать, видимо, совсем охладела к родному городу. Их не беспокоила судьба Рима. Мужчины сделались трусливее женщин, спрятались за их спинами. Как-то это не вязалось с образом граждан, строивших корабли на свои средства во время первой войны.
Ганнибал вздохнул, так и не услышав ожидаемых слов, решил все-таки произнести заготовленную речь.
- Я не стану тебя казнить, римлянка, хотя и следовало бы распять тебя на кресте напротив стен твоего города. Пускай трусливые римские мужи любуются страданиями женщины, которую они отдали на заклание, словно принесли кощунственную жертву богам. Я отпущу тебя обратно, в твой город, чтобы ты сообщила - Ганнибал не боится смерти. Я не подобен трусливым этрускам, я не отступлю, даже если все население Рима будет подослано, чтобы меня убить. Снять эту осаду можно лишь путем переговоров, но ни моя смерть, ни смерть моего преемника не улучшит положение Рима, - Ганнибал постарался сделать особое ударение на этом предложении. Он надеялся, что римлянка запомнит эту его фразу, обязательно передаст ее в городе. - Мой брат Газдрубал уже разбил вашего консула, вчера мои солдаты перехватили лазутчика, который должен был передать эту информацию в Рим. Скоро численность моих войск утроится, а солдаты удесятерят свои усилия. Продолжая сопротивление, вы лишь продлите свои страдания, - Ганнибал закончил.
Терция не поднимала головы, она боялась пунийца, верила каждому его слову. Что же такое сделал с ней Ганнибал? Неужели ему удалось то, чего не смог добиться ни один римлянин - подавить волю дочери Коллатина?
- Передай своим согражданам, что они сохранят свои жизни, если поступят мудро, в противном случае погибнут все, от мала до велика, мужчины и женщины, дети и старики. Запомни это, римлянка! А теперь уходи, - Ганнибал вышел из палатки, что-то крикнул солдатам, те в мгновение ока вошли внутрь, подхватили Терцию под руки, поволокли к выходу.
Девушка осмелилась посмотреть на Ганнибала, перед тем как ее вытащили наружу. Насколько он уступал римлянам во внешности, настолько же он превосходил их духом. Ганнибал смотрел в след девушке, но ничего перед собой не видел, мыслями он погрузился в свои планы.
...
Все, кому встречался Тарквиний, бросали в его сторону презрительный взгляд. История о том, как сенатор отослал свою дочь в стан пунийцев, чтобы убить Ганнибала, быстро расползлась по окруженному городу. Но не восторг был реакцией римлян на этот жест, а осуждение.
Вместо того, чтобы отправиться самому, он использовал свою дочь. Использовал самым худшим образом - все сошлись во мнении, что Коллатин приказал своей дочери соблазнить Пунийца и, оставшись с ним наедине, уничтожить.
"Интересно, - думал Тарквиний, - как эти лицемеры отнеслись к подобной затее, если бы она удалась?"
Секст Тарквиния не осуждал, хотя и заметил, что шаг его был необдуманным. Терция передала свой разговор с Ганнибалом слово в слово. Никто не желал Риму судьбы Сагунта, условия мира снова стали обсуждаться в сенате.