— В одиночку хотел за правду стоять?.. Эх, Евтей, будто ж ты и не слушал никогда большевистских агитаторов… Помнишь, как в блиндаже у прапорщика Коваленко собирались, как он учил: только в массе сила… А ведь он Ленина сам видел, его словами говорил. Хоть ты и не вступил тогда в партию, но чуял я: слова те близко ты до сердца воспринял…
Евтей крутил на палец махор от скатерти, глядел в черное окно прищуренными холодными глазами.
— С нашим народом тяжело, — продолжал Савицкий. — Сотни лет казацкое сословие царю служило, можно сказать, с молоком матерей преданность ему впитывало… Да и баловали его немало, за счет других народов поживиться давали… Бедность в наших станицах не так вопит, как в российских деревнях… Вот почему там Совдепы сейчас победно идут… А нам за Советскую власть еще немало повоевать надо… Сознание людей в корне ломать надо, чаще говорить с людьми…
— Ты в своем семействе поначалу порядок наведи, — вдруг брякнул Евтей, найдя выход своему раздражению.
Савицкий на минуту замолк: одерживал закипевший гнев и обиду. А справившись, сказал с горечью:
— Злой ты стал, Евтей… Братом попрекнул. А то ж ты не знаешь, как у нас получилось… Без меня он вырос, я по войнам мотался, а он по макушовским пирам, а потом царь-батюшка на Турецком фронте лютость в нем поощрял, чином наградил. Теперь его к нам не вернешь, конченый… Зверь… Наших, Савицких, порода, ее не похилишь. Середки у нас не бывает. Один исход теперь Мишке — пуля…
Евтей вспомнил, как Михаил на той вечеринке у Макушевых грозился удавить Василия, покачал головой:
— Тогда поторопился бы трохи, а то кабыть он тебя первым…
Василий вздохнул, медленно почесал под усами.
— И так может быть.
Евтей краем глаза поглядел на него, подумал: "Сказать, не сказать про убийство? Нет, погожу…" И произнес вслух:
— Эге, ты, я вижу, сам расквашенный. Бирюка пригрел и ждешь, покуда он тебя цапнет.
— Покуда мать жива, не хочу его трогать… Ну да ладно… Не об этом сейчас сказ…
— Зачем до меня-то шел?
— Да вот за тем же. Узнать, с кем ты, атаман?
— С теми, кто за правду…
— Виляешь… Правду каждый по-своему понимает…
Попович усмехнулся, пощипывая кончики усов, потом посерьезнел, насупился.
— Будет уж нам. Чисто дети, играемся словами… Сам до тебя я думал итить… Халины да Полторацкие днями с городу оружие приперли, ружья под днищами, патроны в макитрах под яйцами. Кажись, и пулемет есть, разобранный.
— Знаю.
— О? Откуда?
— Девка Бабенковых прибегала, про Литвийку выпытывала, стосковалась, видать… Все и рассказала невзначай…
— Ага… На примету эту девку возьми, пригодится… Прямая она, да и отчаянная…
— Подумал уже…
— А я вот как атаман вам не сгожусь боле… Отатаманился…
— Чего так? — будто не догадываясь, о чем речь, спросил Савицкий.
— Халин с Полторацкими в Войсковой управе были, насчет Макушова удочку закидывали… Жменько надысь выехал, говорят, за бумагой… Назначать атамана будут… Не до демократии, не до вольностей теперь казачьих… Слышь, как контрреволюция обстановку понимает?
— Нда-а, попроворней нас действуют.
Василий думал, опустив на глаза набрякшие веки. Потом предложил:
— Круг завтра собирай, с обществом поговорим. Свою власть только Совету сдашь — на этом стой! Затем, собственно, и шел к тебе…
— Длинная ж разведка у тебя была…
Расстегнув бекешу, Савицкий подсел ближе к хозяину, начал выкладывать свой план завтрашнего круга. А, уходя, вытащил из кармана необъятных шаровар завернутую в носовой платок тоненькую книжечку, положил перед Поповичем.
— Почитай нынче…
Евтей дрогнувшими пальцами расправил замусоленную бумажную политурку и, далеко от глаз отодвинув книжку, медленно прочел едва заметную затертую надпись:
— "О задачах пролетариата в данной революции". Савицкий пояснил:
— Ленинские тезисы к VII конференции большевиков… Из Христиановского вчера керменист привез. Вишь, с самого апреля шла до нас…
…Поначалу все шло гладко.
Народ заполнил площадку перед правлением и церковный переулок. Пар из сотен ртов клубился густыми тучками, оседал на усах инеем. Казаки явились на крут наряженные по форме, с оружием. В проулке за их спинами теснились иногородцы в дубленых полушубках, в высоких шапках. Поодаль, у церковной ограды, цветистым гуртом стояли бабы; иные были с детьми, завернутыми по обыкновению в подолы полек. Девки лузгали семечки, стрекотали, как галки; им, никогда не бывавшим на сходах, все здесь было в диковину. Они теснились поближе к ограде — там была длинная насыпь земли, с которой лучше видно крыльцо правления. От бабьего гурта тянуло праздничным куличным духом — многие прибежали прямо от макитр с тестом, не успев обмыть рук, а лишь обчистив их мукой.