Выбрать главу

Лия, плача и смеясь, неслась им навстречу, переваливаясь как утка, неслась взапуски с собаками. Она была жива и цела. Док едва не сел на землю — подкосились ноги от облегчения и усталости.

—Я… — выталкивала из себя Лия, задыхаясь. — Никуда вас больше одних не отпущу! Вы куда подевались? Вы где торчали? Торчки не-несчастные! — она сердито высморкалась. — А… вы картошку нашли?

— Картошку — да… а из людей никого, — прохрипел Док, а Серьга торжествующе потряс своим рюкзаком и булькающей банкой с огурцами, которую он, несмотря ни на что, не бросил.

— Огурчики! Картошечка! Под водочку! — жизнерадостно провозгласил он.

— Я вам дам водочку! — всполошилась Лия, мгновенно придя в себя. — С ума сошли?!

— Я до конца жизни напился, — пробормотал Док, вспомнив своё сидение в подвале в первые недели после Заражения. — Ну нафиг.

— Но ты, если хочешь, выпей, — смилостивилась Лия, поглядев на Серьгу, а тот не на шутку оскорбился:

— Я не алкаш, чтобы в одно рыло сидеть-бухать! — он осёкся, покосившись на Дока.

На том инцидент был исперчен, как писал пролетарский поэт. И их жизнь опять покатилась привычным чередом в ожидании копки огорода, лета, Лииных родин. Стремительно теплело, птицы орали как потерпевшие, купались в лужах, и Лия бросала им с крыльца взявшуюся червячками крупу.

В таком вот неопределённо зыбком страусином положении они провели ещё три недели. То есть срок Лииной беременности перекочевал к концу тридцать пятой недели, когда в их барсучьей норе появились Вера и Ярик.

Их возникновение было таким же внезапным, как и явление Лии.

========== 4. ==========

Утро в конце апреля выдалось солнечным и очень тёплым — наверняка за двадцать. Так что Док и Серьга растелешились до тельников и принялись залихватски прыгать и крутить пируэты — ни дать ни взять Капитан Америка и Зимний Солдат — на брусчатке двора перед Лией. Та смирно сидела на чурбаке, подперев кулачками щёки и глядела на их выкрутасы гордо и умилённо. Как мамаша в спортзале на упражняющихся сыновей-подростков.

«Кто бы мог представить, что в начале двадцать первого века мужикам снова придётся осваивать топоры и применять грубую физическую силу», — подумал запыхавшийся Док.

И тут кто-то снаружи нажал на кнопку звонка в ограде, выдавшего мелодичную трель.

Это был настолько привычный для Дока звук, что он машинально сделал шаг к воротам, но Серьга мгновенно ухватил его за плечо. Лия в панике вскочила, прижав руки к груди, её глаза округлились. Собаки залаяли яростно, но как-то виновато — прозевали чьё-то появление, непростительная оплошность!

За оградой стояла тишина.

— Бесы в калитки не звонят, — громко и уверенно сказала вдруг Лия, и тогда мужчины зашевелились. Серьга рванул в холл к мониторам, а Док всё-таки подошёл к воротам, подхватив с земли дробовик и топор, и спросил, как галчонок Хватайка:

— Кто там?

— Вы же люди? — прозвучал снаружи звенящий, какой-то надтреснутый, явно женский голос. — Меня зовут Вера Алексеевна Дегтярёва, со мной сын Ярик. Ярослав. Ему двенадцать лет.

— Господи! — выдохнул Док. А потом: — Подождите минутку. Вы там бесов не видите? Они за вами не гонятся?

— Нет, — после паузы ответила женщина, и Док метнулся к мониторам вслед за Серьгой и Лией.

На мониторах было видно, что перед воротами действительно стоят двое — женщина и мальчик. Оба выглядели донельзя измождёнными — серые, какие-то бескровные лица, одежда не по размеру, явно с чужого плеча. «Будто беженцы», — промелькнуло в голове у Дока. В этом как раз не было ничего удивительного. Но вот что показалось странным — глаза у обоих были прикрыты тёмными очками. Дешёвенькими, пластиковыми. Это почему-то настораживало, но не оставлять же женщину с ребёнком на улице под возможной атакой бесов!

— Впустим, — решительно сказал Док, не спрашивая, а утверждая, сбежал с крыльца и направился к воротам. Серьга догнал его, не выпуская из рук дробовика, Лия в доме отключила систему — створка ворот, привычно скрежетнув, плавно отъехала в сторону, и женщина с мальчиком, спотыкаясь и озираясь по сторонам, вошли во двор.

Снова скрежет, и ворота защёлкнулись. Мальчик искоса глянул на мать. Его худое, какое-то очень маленькое лицо с острым подбородком, ничего не выражало — наверное, потому, что не было видно его глаз. Арамис подлез его понюхать, он отшатнулся испуганно.

Женщина разлепила сухие губы, рассматривая стоявших перед нею людей:

— Полагаю, нам стоит представиться — согласно этикету. Вы первые живые, кого мы встретили за последнее время. Вы и правда живые, — голос её дрогнул и надломился, губы затряслись. Док ожидал, что она расплачется, но она ещё выше подняла голову, прикрытую капюшоном куртки: — Вера Алексеевна Дегтярёва, учительница, а это мой сын Ярослав, — она на секунду коснулась плеча мальчика. Тот снова вскинул на неё глаза, куртка на нём болталась мешком. — Ярик был в детском санатории тут, неподалёку, я приехала его навестить, и… вот, —— она неловко развела руками, как механическая кукла.

Док кивнул. Он знал этот санаторий. Он отвозил туда игрушки и сладости, которыми его задаривали пациентки.

— Мы сидели там в подвале, с другими детьми и медсестрами. Долго, почти два месяца. Мы думали уже, что всё обойдётся, и стали понемногу выходить наружу. Но тут кто-то впустил бесов, — она сглотнула, на миг уронив голову. — Нам с Яриком удалось убежать. Только нам, больше никому, — повторила она надрывно. — Потом мы спрятались в одном из домов. Видели вас, — теперь она прямо посмотрела на Дока, — видели, куда вы пошли, поняли, что вы живые.

— А почему сразу не позвали нас, не вышли, а ещё три недели сидели там? — резко осведомился Серьга — и куда только подевалось его всегдашнее весёлое балабольство. И Лия на крыльце, — Док на миг обернулся, — стояла, скрестив руки на груди, ни слова не говоря. Значит, они тоже что-то чуяли в пришедших. Какой-то… подвох.

— Ждали, пока раны заживут, — чётко ответила женщина.

— Что-о? — Док на миг лишился дара речи, а позади него щёлкнул затвор винтовки. — Серьга. — Я не понимаю. Инкубационный период — максимум пять дней.

— Покажи им, Ярик, — велела женщина сыну, закатывая рукава своей куртки, и тот послушно сделал то же самое.

На их руках, худых и болезненно-белых, с голубыми веточками вен, Док с захолонувшим сердцем увидел грубые красные рубцы. Следы клыков. Зажившие раны, нанесённые не меньше двух недель назад, а то и раньше!

Он услышал, как позади них тоненько вскрикнула Лия.

— Господи Боже, — прошептал он, глядя как зачарованный на эти рубцы.

— Это случилось, когда мы убегали из санатория, — ровным голосом проговорила женщина. Вера. Её звали Вера. — То есть почти месяц назад. Всё зажило, но мы… не превратились в тварей.

Краем глаза Док увидел, что сзади подходит Серьга, держа дробовик наизготовку. Его лицо посерело, нижняя губа была прикушена, он тоже не сводил глаз с рубцов.

—Но вы и не регенерировали подобно им. Они же неуязвимы. Позвольте мне, — Док шагнул вперёд, и Лия снова протестующе вскрикнула. Но ему было не до страха, не до отвращения. Эта женщина и мальчик не вписывались в ту картину мира, которую он наблюдал последние два месяца и к которой уже привык, как привыкают заключённые к жизни в концлагере. Они были… иные. Не люди, но и не бесы.

— Выгони их! — истерически закричала Лия, сбегая с крыльца, и Серьга ловко перехватил её, трясущуюся и цокающую зубами. — Не трогай их!

Но Док уже держал в ладони тонкую холодную руку Веры. Осторожно провёл пальцами вдоль рубцов. Пощупал пульс, тот бился отчаянно, не меньше сотни ударов, хотя лицо женщины оставалось бесстрастным. Он поднял на неё озадаченный взгляд и ахнул от осенившей его догадки.