За этот один-единственный день настроение ее в корне переменилось. Мысль взять ребенка к себе она еще раньше отбросила, как покуда неосуществимую. Ей оставалось лишь продолжать зарабатывать на жизнь воспитательницей чужих детей и содержать своего мальчика в деревне. Но в одном Тереза себе поклялась: никогда больше не делать глупостей. В последнее время она сама чувствовала, что стала выглядеть привлекательней. И хотя ей приходилось одеваться очень скромно, даже бедно, она научилась подчеркивать достоинства своей фигуры, и, несмотря на ее вполне приличную и скорее сдержанную манеру поведения, у нее иногда появлялось такое выражение лица и такая искорка во взгляде, которые, как всем казалось, много чего обещали — даже когда у нее и в мыслях ничего подобного не было. Отныне она решила получше использовать те дары, которыми наградила ее природа. Последний опыт, приобретенный в доме Ротманов, убедил ее в том, что она имеет право и в душе готова и способна быть с мужчинами расчетливой, холодной и думать только о своей выгоде. Тереза связалась с несколькими посредническими конторами и предложила себя в качестве воспитательницы, в первую очередь к вдовцам с детьми, но сначала дело не двигалось.
Среди писем, которые она получила, ей попало в руки запоздалое приглашение на церемонию присвоения Альфреду звания доктора, которая, очевидно, уже состоялась. Случайно в тот же день пришло письмо от матери с вопросом, не хочет ли она сократить пребывание в гостях у своей подруги — последнее слово было заключено в кавычки — и на несколько дней приехать в Зальцбург. Тереза восприняла это как знамение судьбы и уехала из Энцбаха на следующее же утро. Но в Зальцбург ее тянуло, главным образом, из-за того, что она надеялась встретить там Альфреда, который, как она предполагала, после окончания университета некоторое время поживет у своих родителей.
Тереза не ошиблась. Уже в самый первый день он попался ей навстречу на Соборной площади. Они пошли по той же дороге, по которой часто ходили много лет назад, а в полуденную жару — ни один листок не шевелился над их головами — сидели на той же скамье, мимо которой однажды продефилировали два молодых офицера, один из них — кареглазый, с фуражкой в руке. В этот раз Тереза многое рассказала Альфреду о своей жизни; она чувствовала, что он обязательно все поймет и мог бы понять даже больше, чем она ему поверяла. Не умолчала она и о своем девятилетием сыне, и Альфред признался, что давно знал об этом. Когда она ехала мимо в коляске с поднятым верхом, он хорошо разглядел пожилую даму, ее спутницу, державшую на коленях младенца, и ни на минуту не усомнился в том, что это был ребенок Терезы. Впрочем, он отнюдь не одобрял, что она держала существование ребенка в такой тайне. Ведь люди в большинстве своем в какой-то степени избавились от предрассудков, и теперь есть семьи, где ее прошлое наверняка не вызовет осуждения.
Они встречались и в последующие дни, всегда случайно, и всегда оба заранее были в этом уверены. Альфред говорил о своих профессиональных делах, в сентябре он начнет работать палатным врачом в Общедоступной больнице. Они ни о чем определенном не договаривались, но, когда он при последней встрече сообщил ей о своем отъезде в Вену этим же вечером, оба понимали, что скоро опять встретятся в Вене.
Через три дня и Тереза поехала в столицу. Мать проводила ее на вокзал. Никогда еще она не была так сердечна с дочерью, как в эти дни, и тем не менее Тереза все еще ощущала некое внутреннее сопротивление, мешавшее ей доверить матери свою главную тайну. Но когда Тереза уже стояла у окна своего купе, мать на прощанье неожиданно крикнула: «Поцелуй своего мальчика!» Тереза сначала залилась краской, потом улыбнулась и, едва поезд тронулся, ласково кивнула матери, как новообретенной подруге.
Однако на новом месте ее работы вместо вдовца оказалась супружеская пара с ребенком. Мальчик, с которым ей предстояло заниматься, был ровесником Франца. Отец мальчика работал редактором в газете — еще довольно молодой, но рано поседевший тщедушный господин, приветливый, рассеянный и большей частью немного возбужденный, который вставал около полудня и возвращался домой ночью. Его жена, миниатюрная и невысокая, как и он, была директрисой модного салона и всегда уходила из дому очень рано. За стол садились каждый сам по себе и в самое разное время. Несмотря на это, Тереза никогда еще не видела такого образцового домашнего хозяйства и таких хороших отношений между супругами. По совету Альфреда она выговорила себе в месяц два свободных дня кряду, чтобы навещать сына в деревне и проводить с ним хоть немного времени. Госпожа Кнауэр не возражала, более того, казалось, именно благодаря этому обстоятельству она прониклась особой симпатией к Терезе и сразу же после первого возвращения Терезы из Энцбаха и потом довольно часто заводила с ней разговоры о мальчике. Так что предсказание Альфреда как будто начало сбываться.