— Да, ясно чувствую.
Дядя вышел и, увидев меня в складках занавески, воскликнул:
— Что ты тут делаешь?
— Я смотрю.
— Вот еще чего недоставало — он смотрит! Да, все у нас теперь вверх дном!
Он быстро взял со стола ланцет и вернулся к раненой.
Собака смотрела на меня горящими глазами, и мне было не по себе. Вдруг женщина закричала, а дядя сказал радостным голосом:
— Вот она! Это пистолетная пуля. Несчастная потеряла много крови, но все будет хорошо.
— Пуля в нее угодила, когда открыли стрельбу уланы, — заметил Коффель. — Я был у старика Кремера на втором этаже — чистил стенные часы — и видел, как они стреляли, въехав в деревню.
— Возможно, — ответил дядя, который только сейчас решил посмотреть на раненую.
Он взял подсвечник из рук Кротолова, стал у изножья кровати и несколько секунд с задумчивым видом рассматривал бедняжку.
— Да, промолвил он, — она хороша собой. Какое благородное лицо! Как прискорбно, что подобные женщины следуют за армией! Гораздо отраднее было бы видеть ее в лоне честной семьи, в кругу прекрасных детей, рядом с порядочным человеком, которому она составила бы счастье! Да, жаль! А впрочем… на то воля божья.
Он вышел и, подозвав Лизбету, сказал:
— Принеси какую-нибудь свою рубашку и сама надень ее на больную. Кротолов, Коффель, идите-ка сюда: давайте выпьем по стаканчику — ведь день выдался для всех нас тяжелый.
Он сам спустился в погреб, а когда вышел оттуда, наша старая служанка вернулась с рубашкой. Увидев, что маркитантка жива, она осмелела, вошла в альков и задернула занавеску. Тем временем дядя откупорил бутылку и достал из буфета стаканы. У Кротолова и Коффеля вид был довольный. Я тоже подошел к столу. Он еще был накрыт, и мы закончили ужин.
Пудель поглядывал на нас издали. Дядя бросил ему несколько кусков хлеба, но пес так и не притронулся к ним.
Пробили церковные часы.
— Половина, — сказал Коффель.
— Нет, уже час, — возразил Кротолов. — По-моему, пора спать.
Лизбета вышла из алькова, и все пошли посмотреть на больную, одетую в ее рубашку. Маркитантка, казалось, спала. Пудель, встав передними лапами на край кровати, тоже смотрел на нее. Дядя погладил его по голове, приговаривая:
— Ну, ну, больше не тревожься — она поправится… ручаюсь тебе!..
И бедный пес как будто понял его и стал ласково повизгивать.
Наконец все разошлись.
Дядя со свечой проводил Коффеля и Кротолова до выхода и сказал нам:
— Ну, теперь ступайте спать, давно пора.
— А вы-то сами, господин доктор? — спросила Лизбета.
— А я буду сидеть… раненая еще в опасности, да меня могут вызвать в селение.
Он подбросил в печку полено, уселся в кресло и стал свертывать клочок бумаги, чтобы разжечь трубку.
Мы с Лизбетой поднялись наверх и разошлись по своим комнатам. Но мне не скоро удалось заснуть, хоть я и очень устал. Через каждые полчаса грохот телеги и отсветы факелов на стеклах оповещали, что снова везут убитых.
Наконец на рассвете все стихло, и я заснул глубоким сном.
Глава пятая
НУЖНО было видеть наше селение на следующее утро: каждый спешил узнать, что у него осталось и чего не хватает. И тогда обнаружилось, что многие республиканцы, уланы и хорваты заходили с заднего крыльца в дома и все опустошили.
Вот когда негодование стало всеобщим и я понял, что прав был Кротолов, говоря: «Дни мира и покоя вылетели через все эти пробоины!»
Двери и окна были открыты настежь — всем были видны произведенные опустошения. Улица была загромождена мебелью, повозками, скотом. Люди вопили:
— Ах они разбойники! Ах они грабители!.. Все у нас взяли!
Один искал своих уток, другой — кур, третий, заглянув под кровать, находил пару изношенных ботинок вместо своих сапог; иной заглядывал в камин, где еще накануне утром висели колбасы и сало, и, ничего не находя, вскипал неистовой яростью.
Женщины в отчаянии воздевали руки к небу, а девушки впадали в какое-то оцепенение.
Масло, яйца, табак, картофель — все, вплоть до белья, было разграблено, и, чем больше люди проверяли, тем больше обнаруживали недостач.
Деревенский люд особенно возненавидел улан. После проезда главнокомандующего уланы, уже не страшась, что жители станут ему жаловаться, кинулись в дома, точно стая голодных волков, и, не удовлетворяясь всем тем, что люди сами отдали грабителям в надежде спровадить их, обобрали жителей до нитки.
Все-таки очень жаль, что солдат старой Германии следует больше опасаться, нежели солдат Франции. Дай-то бог, чтобы нам никогда не пришлось прибегать к их помощи.