- Или я сплю, - задумчиво изрёк он, и не давая придумать шпильку, запустил пальцы в длинные чёрные волосы, позавидовать которым могла любая женщина. Сейчас эти волосы падали ему на лицо и на грудь, а фантастические глаза обещали дать ответы на все вопросы и выполнить любые желания. Только попроси.
- Как же он красив, - подумалось Ири и сердце сжало болью от мысли, что этот бог...Слишком невероятно, что бы оказаться правдой. Не удержавшись от искушения убедиться в реальности, он коснулся пальцами полураскрытых губ, рисуя совершенный овал лица, в котором сейчас не было ни капельки надменности или холода. Ледяной принц по прежнему оставался полным тысяч граней айсберга, но не для него. Не для Ири. Для Ири в этом сдержанном высокомерном лице, сейчас сиял огонь страсти и в то же время нежности. Тёплой ласковой, смеющейся, снисходительной.
Ири моргнул недоумённо, когда Грандин ухмыляясь, поймал его пальцы губами и по особенному, втянул их в рот, отчего Ири показалось что его вновь начинает опалять жарким внутренним пламенем, что минуту назад, угасло без остатка.
- Это ведь не может быть на самом деле? - спросил Ири растерянно.
Вместо ответа Грандин наклонился и укусил его за плечо.
- Ай. Больно! - Ири возмущённо и обиженно стукнул его по груди.
Грандин самодовольно усмехнулся, отбрасывая с плеча, мешающуюся прядь.
- Значит это не сон, - ласково шепнул он. - И это...
Он всё ещё находился внутри Ири и теперь пошевелился, напоминая ему о произошедшем. - Тоже не сон.
Ири смутился и покраснел столь отчаянно, что Грандин уже не смог сдержать смеха. Он принялся неистово зацеловывать смущённое пылающее лицо.
- Ран. Разве, это правильно?
- Даже не думай, - сурово предупредил Грандин. - Не вздумай сказать, что ты сожалеешь о случившемся. Я тебя никуда не отпущу.
- Но ...
- Ири, всё хорошо! У нас с тобой...Будет, всё хорошо. Просто поверь.
Грандин снова поцеловал его, не давая ничего сказать, а потом осторожно отсоединившись, вытянулся рядом, притянув возлюбленного к себе, гуляя пальцами по крепким пластинам мышц и перебирая руками пушистые волосы.
-Это всё...Так странно, - прошептал Ири, но голос его звучал умиротворённо и как - то удивительно счастливо. - Но..
- Но?! - Грандин напрягся.
- Прекрасно.
Грандин наградил золотистую макушку лёгким подзатыльником и шепнул.
- Ири, рядом с тобой, я как на бочке пороха. Не знаю, что ты скажешь в следующую секунду. И безумно боюсь, что скажешь, что не желаешь меня знать.
- Но мы ещё сегодня...Мы ведь с тобой.
- Да уж, - Не без сарказма отозвался Грандин. - Кто бы мог подумать.
Ири что - то пробормотал, словно соглашаясь и зевнул поудобнее устраиваясь на его плече.
- Спи, мой сладкий.
- Я не сладкий
- Очень сладкий, я ведь тебя попробовал...везде.
Грандин победно усмехаясь, любовно погладил пальцем по запылавшему алым ушку.
- И не твой...- возмущённо буркнул Ири, пытаясь завернуться в одеяло.
- Мооой, - с какой - то хищной интонацией протянул Грандин. - И поверь мне, это не обсуждается.
- Но...
- Ты мой, Ири. Только мой. А я твой. И никто у нас это не отберёт.
Я не отдам это никому.
Ири спал. Во сне, доверчиво прижавшись к Мистралю, обнимая любовника одной рукой и вольготно закинув ногу на бедро. Такой прекрасный, сильный, свободный, и в то же время мягкий, маленький беззащитный.
Грандину безудержно хотелось растормошить его и снова заняться любовью.
Желание, по силе своей равняющееся с одержимостью, неудовлетворимая потребность находиться рядом. И стоило разомкнуть объятья, рассоединиться, как тело настойчиво дало знать о своей готовности на новый заход, не физическим тяготением, но неким глубинным инстинктом, осознать который не представляло труда, но понять причину этой животной тяги, казалось почти невозможным.
Болезненный конфликт внешне - внутреннего противоречия, когда желая озвучить рождающееся сердцем "люблю", Мистраль скорее бы сдох, чем признал для себя это чувство; нерациональное, лишённое логики, смысла, задавленное в самом зародыше...
Но сейчас Ири был слишком слаб, и утомлять его сильнее, после перенесённой болезни выглядело эгоистичным безумием. Таким же абсолютным безумием, как и всё произошедшее. Вот только Грандин не сумел удержаться, остановиться, подумать. Не смог контролировать самого себя. Не пожелал. А и пожелал бы - не смог.
Сейчас, трепетно обнимая драгоценное тело, он мучительно искал ответ на вопрос собственного "Почему?" Искал и не находил...Ничего, что могло бы хоть как - то оправдать собственные эмоции.
Столько лет, он искренне убеждал себя, что терпеть не может это сияющее синеглазое создание, верил в это, не понимая причин подобной одержимости, а вот теперь оказавшись наедине с собственными страхами, обнимая родное и такое близкое существо, размышлял о том, что ждёт их на этом пути.
"Любовь делает людей слабыми и уязвимыми". Может раньше Мистраль посмеялся бы над подобными заявлениями, но сейчас слишком очевидной для него самого, оказалась собственная слабость. Слабость, не позволяющая забыть и свести случившееся к шутке, слабость не позволяющая предать или причинить боль, слабость, делающая абсолютно ранимым и беззащитным перед другим человеком. Но сможет ли Ири принять и оценить подобное доверие, разделить и понять, не превращаясь в его ахиллесову пяту, но готовый, встать рядом, плечом к плечу, поддержать...
Как страшно верить, страшно перестать быть самим собой, стать зависимым, нуждающимся в ответном чувстве.
Тонкая грань, зыбкая почва, по которой Грандин не умел ходить, потому что слишком привык полагаться во всём исключительно на самого себя, решать за других, считая, что вправе это делать и никому в голову не приходило оспорить его решение, только подчиниться приказам. Но Ири ...Ири слишком независим и свободолюбив. Сумеет ли он понять, насколько мучительно для Мистраля выпустить что - то из под своего контроля? Согласиться ли, принять это понимание? Нет, так не будет, и придётся жертвовать, ломать себя, перестраиваться по новой, искажая принципы собственной натуры...
Сумеет ли он, любить Ири и остаться прежним? Добиться всех тех значимых целей, которые наметил для себя? Благо Артемии превыше всего.
Не отступиться от них и в то же время не позволить себе слабости, пойти на уступки, разрываясь противоречием, между долгом и чувствами к нему?
Любовь моя, тебе будет тяжело со мной, - с грустью подумал Грандин, в который раз, невесомо лелея губами, прядки волос на золотистой макушке, с нежностью рассматривая безмятежное, спокойное лицо.
- Но для тебя, больше не будет существовать моих стен. Только не для тебя. Потому что я...
Люблю тебя Ири Ар. Даже если ты, никогда не услышишь этих слов.
Глава 15.
Рассвет слабо пробивался в окно, приветствуя город, поздним зимним утром. Мистраль так и не уснул, проведя часы, в долгом медитативном созерцании, лёжа в темноте, облокотившись на подушку. Трепетно поглаживая прильнувшее к нему тело, охраняя чужой сон, в аскетическом молчании, человека, который позволит затечь руке и не переменит позы, боясь потревожить, но никогда не поддастся порыву, нашептать в чужое ухо нежные глупости, пользуясь тем, что они не будут услышаны, но может быть, постучаться светлой сказкой во сне.
Ири проснулся, открыл глаза и неуверенно улыбнулся, озаряя мир теплым солнцем сияющего взгляда. Заставляя сердце Грандина дрогнуть и забиться чаще, в желании выпрыгнуть из груди и рвануть ему навстречу, упасть в подставленную ладонь...
Особое ощущение счастья, когда от эмоций, не хватает слов, и мысли разлетаются в разные стороны, непослушными светлыми бабочками. Хочется сказать так много... Но невозможно выразить разом всё, только сдержаться, и приглушить бездумный порыв. И стыдно показаться сентиментальным идиотом. Разве что молиться на время и понимание, способное обуздать гормоны, привносящее знание, что они успеют и возьмут всё. Неспешно, основательно. Разделят сотни эмоций, пониманий, чувств, переговорят обо всём на свете, успеют сказать все эти миллионы важностей, в которых сейчас невозможно признаться, но так хочется выплеснуть.