— Интересно, а насколько серьёзно аресты тридцать седьмого — тридцать восьмого года, затронули вашу агентуру в СССР?
— Да откуда мне то знать, Всеволод Николаевич? Я ж курьер, пусть и не совсем обычный.
— Это да, очень уж вы необычный курьер, милейший Александр Александрович…
Глава 6
Сентябрь 1938 года москвичи единодушно называли небывало тёплым и замечательным, молву народную подкрепляли сводки столичного метеоцентра по радио и статьи в «Вечерней Москве», погодным аномалиям посвящённые.
Днём я «работал», высиживая несколько часов за письменным столом и читая газеты и журналы как советские, так и приносимые Меркуловым английские, французские и немецкие издания. «Инопочта» приходила с запозданием и случалось, Всеволод Николаевич по два раза «заскакивал по дороге» в наш «коммунально-чекистский кондоминимум». Это обнадёживало, видят пользу в Алексе Бонде товарищи Сталин и Берия, не собираются притравить как любимую собаку товарища Горького. Про работу в газете товарищ Меркулов помалкивал, а я не напоминал — журналист Зорге хреново закончил в итоге, ну её, эту «Красную Звезду», или даже «Комсомольскую правду».
С 12 сентября разрешили пешие прогулки по столице с очаровательной Зоей Павловной, при условии — никакого метро и трамваев! Жаль, хотелось осмотреть свежеотстроенную станцию «Маяковскую», но под землю — ни-ни, даже с внушительным сопровождением. К каждому «выходу в свет» основательно «готовились» — то семь, то восемь оперативников сопровождали нашу парочку, да и куратор, строгий но заботливый Меркулов, выдающий добро на променад, звонил и предлагал «подышать» в самое неожиданное время — то утром, то в 16 часов, то в 21.30, никакой системы…
Такое складывалось впечатление, что товарищ Сталин, устав разбираться в дрязгах и интригах в Центральном Комитете и Политбюро, подходил к окошку кремлёвскому, закуривал трубку и, придя в хорошее расположение духа, звонил Берии: «ПослЮшай, Лаврентий, я тут вот что пАдумал, а выпусти этого, Бонда-шмонда на часок из конуры. Пускай побегает, разомнётся»! Верный соратник тотчас перезванивал другу Севе и тот срочно гнал английского шпиона на улицу. Как-то так.
Мне такие «выгулы» глубоко по барабану — организм работает словно часы швейцарские, застоя в мышцах от комнатного режима нет, но Зоя Павловна очень вылазкам радуется. Во-первых — прекрасная тёплая осень, сплошное «бабе лето», во-вторых — физкультура, моцион, если быстрым шагом или просто подольше походить по ближайшему скверу. Ну а третьим пунктом (в чём мастер спорта по пулевой стрельбе и лейтенант НКВД ни за что не признается) возможность «выгулять» новые шмотки. Наркомат не пожадился: пальто (два) и шляпки-платки и платья с чулками да перчатками — всё самое что ни на есть модное и заграничное. Девушка прям светится, когда просит «пять минут на сборы» и убегает к себе — одеваться да пудриться-краситься. Конечно, женское берёт верх над энкавэдэшным, не пять, а минимум минут 20–25 тратит Зоя на подготовку к променаду, но я стойко выдерживаю, светски беседуя с Дорой Марковной, а вот неистовый горец Гогоберидзе нервничает. По правилам конспирации торопить коллегу старлей не может (ему то, собственно, какое дело сколь быстро девушка собирается, не с ним же гулять идёт) но компенсирует Вася-Виссарион сожжение нервов подходами к гирям пудовичкам. Пыхтит, готовится превзойти мои рекорды, старательный, сука…
Самое прикольное, пока одни (Соколов с Невзлиной) гуляют, другие (Гогоберидзе с Малкиной) перефотографируют черновые записи, которые я делаю при прочтении прессы. Такая вот коммунальная идиллия. Хотя, скорее фоткают листки-черновики и пометки на газетных полосах спецы из квартиры этажом ниже, а Вася и «тётя Дора» лишь обеспечивают проникновение и возвращение бумаг на их прежнее место. И, надо признать, удаётся сие вполне профессионально. Только закавыка в том, что обычный, пусть даже суперподготовленный шпион отметит сдвиг мебели в комнате и книг да газет на столе, максимум в полмиллиметра. А я едва ли не на микроны могу отследить как было и как стало, если сосредоточусь, конечно…