Но с Константином Константиновичем не так гладко прошло — самолично Берия приехал и недобро лыбясь поинтересовался, с какого времени Рокоссовский, тщательно скрывающий шляхетское происхождение, на связи у британской разведки, или у польской, филиала британской? Почему именно о комдиве К. К. Рокоссовском печётся тов. Соколов?
Пришлось как можно более убедительно расхохотаться и напомнить легенду, согласно которой мог и в Польше работать, знаю в совершенстве и польский и русский. Для пущей убедительности пропел Лаврентию Палычу на чистейшем польском похабную песенку про двух курв, ухвативших друг друга за космы, а пана Янека за уд, и тянувших несчастного кавалера, каждая к себе. В переводе на русский очень уж неприлично, одна фраза финальная в концовке чего только стоит: «баба бабу за косу, не поделят колбасу»…
— Думаешь, после чудесного исполнения песенки про варшавских блядей, выпустим Рокоссовского? — Берия построжал, закаменел лицом.
— Да можете не выпускать, только зря мучаете краскома. Ответственно заявляю, изучал в архиве польской разведки на него карточку. Завели паны досье, как на этнически близкого, но вскоре сами же и похерили, ибо так и записано, цитирую по памяти, близко к тексту: «щепетилен в вопросах чести, присяге не изменит, подводить агентов и вербовать нецелесообразно и крайне рискованно». Стопудово или дойчи или ляхи решили оклеветать толкового командира, а ваши дурики и рады стараться.
— Как говоришь, стопудово? И где таких словечек поднабрался…
— Серьёзный филологический подход, товарищ народный комиссар. Обстоятельно готовили. А вот вашей конторе сейчас тяжело — пятёрок по немецкому или французскому и отличной комсомольской характеристики недостаточно для «выработки» разведчика, тут время нужно. Время, и ещё раз время. Ну и достойные преподаватели, конечно…
В тот раз Берия добродушно пробурчал в ответ чтото вроде «поучи жену щи варить, умник» и откланялся. Но через пару недель Меркулов приехал за расшифровкой очередного «послания из центра», забрал бумаги, исписанные чётким «терминаторским» почерком и уже выходя бросил как бы в сторону, но при этом живо наблюдая за реакцией собеседника: «пляши, выпустили твоего Рокоссовского, полная реабилитация»…
Конечно, моя реакция на порядок быстрее и скорее Меркулов был «просчитан» попаданцем-киборгом, но за Константина Константиновича душе терминаторской прям тепло и радостно. Вот бы ещё вместо Жукова на Халкин-Гол. Тогда и в 1941 году таких косяков не случится…
Почти сразу после «рывка» на мотоциклетке меня, как наиценнейший и взбалмошно-непредсказуемый экземпляр вывезли из Москвы и поселили «на точке», километрах в семидесяти на север от столицы, предназначенной, судя по всему, для подготовки нелегалов. Поначалу весь прежний персонал убрали и первые дни в просторном, в три этажа, особняке-казарме проживала наша великолепная пятёрка — я, чета Судоплатовых, свет очей моих, медовая ловушка НКВД Зоенька Невзлина и «бабуля-божий одуванчик» Дора Марковна Малкина. Но через сутки в штат добавился мрачный, звероподобный дворник-истопник Матвеич, завпищеблоком Илья Яковлевич Натансон, две молоденькие, пресерьёзные (сразу видно, наглухо заинструктированные) помощницы повара Нина и Валя. Недели не прошло как на первом этаже, имеющем отдельный вход, разместилась команда «спортсменов» с обветренными лицами. Похоже, ранее парни исполняли роль охранников периметра и сутки напролёт находились «на свежем воздухе», так сказать «средь берёз и сосен». Хотя, в сосновом бору укрылся «объект 218», какие тут к чёрту берёзы. Визит Меркулова, разъяснившего под каким номером числится «точка» и возможность раз (а то и чаще) в неделю выбираться в Москву «по работе» ясности не добавил.
— Всеволод Николаевич, да проще б всем было и спокойнее, законопатить меня в камеру внутренней Лубянской тюрьмы. На кой ляд отправили в санаторий? И динамовцев для охраны подобрали. Ладно, научу их, так и быть, скандинавскому лыжному бегу.
— Деловой разговор, Александр, — обрадовался и заметно расслабился замнаркома, — а машины будут предоставляться по мере надобности, не переживай.
Сам процесс «работы с закладками», когда получал «указания из Центра» проходил по моему разумению, просто анекдотически. Но товарищи из НКВД, вроде и профессионалы, не спешили уличать и разоблачать. Наверное, товарищи чекисты, получая огромной ценности информацию, воистину стратегического характера, считали такой полудилетантский подход к приёму-передаче сведений нелегалу, высшим шпионским шиком? Возможно. Сам процесс дуракаваляния обставлялся следующим образом. Полтора-два часа мы с Судоплатовым, реже с Зоей, прогуливались по улочкам московским, каждый раз новым маршрутом. Засимя подходил к какому-нибудь приглянувшемуся дверному косяку, столу доминошному, скамейке, кирпичу и так далее и демонстрируя ловкость рук вынимал из потайного места «закладку». Само собой заранее заготовленную и вытаскиваемую из рукава с такой скоростью, что человеческий глаз не реагировал. Раз — потянулся Саня Соколов к скворечнику, что низко прибит, или к тыльной стороне огромного ржавого замка, стерегущего в дощатом сарайчике укрытые мётлы и лопаты дворника и ап, вуаля — есть закладка, вот она!