— Вы выпили, а я трезвый, не равная игра выйдет.
— Не вопрос, вот бутылка, вот стакан.
— Расставляй фигуры, я сейчас.
Выпили до сего момента лишь по паре стопок, и пока Павел высыпал шахматы из ящика, пока выставлял на доске, любовно ровняя ряды белой и чёрной армий, я до краёв набулькал 250 граммовый стакан и неспешно, со вкусом, вспоминая шолоховского Андрея Соколова, выкушал огненную воду. Барышни зачарованно, аки кролики на удава смотрели на опустошаемую посуду, а Павел начал нервничать. То ли водку пожалел, на его трудовые рубли закупленную, то ли завидовал альфа-самцу с «Мосфильма».
— Ну что, погнали наши городских? Кто белыми играет и во сколько партию оцениваем?
— Цвет по жребию, всего десять партий, каждая по сто рублей, — отчеканил оппонент.
— А по времени на партию? — Это уже Игорь подключился.
— Есть секундомер? По пять минут каждому, то есть максимум десять минут одна партия.
Удивительно, но секундомер нашёлся. Первые ходы что я, что Павел делали почти не раздумывая. Похоже противник попался серьёзный. Но куда ему супротив киборга, от скуки изучившего большинство лучших партий, сыгранных первой дюжиной чемпионов мира, точнее — чёртовой дюжиной. После Каспарова уже неинтересно было, а вот партии Карпова-Каспарова абсолютно все изучил и все помню, терминаторской то памятью…
В первых трёх раскатал соперника вчистую, в четвёртой, имитируя подступающее опьянение, начал «задумываться» и «просрочил» время. Пятую партию, тяжело, «сосредоточившись», выиграл, но уже без начальной лёгкости.
Дамы, явно мне симпатизировавшие, попытались прервать «битву шахматных титанов», чтоб Пашка меня, захмелевшего, не разбил наголову. Правильно, в принципе возмутились, артистично, — дескать пришли приятно провести вечер, а кавалеры пешки двигают, комплименты не говорят, ручки не целуют, стихи не читают. Но дело чести — это дело чести! Посему мы с Павлом удалились на кухню и там продолжили. Игорь же со Степаном галантно развлекали мамзелей.
Норильский житель заметно подустал, в шестой и седьмой партиях допустил детские ошибки, а восьмую, девятую и десятую сдавал на семнадцатом, двадцатом и десятом ходах, даже не пытаясь «побарахтаться», вдруг да соперник «зевнёт».
— И какой счёт? — поинтересовалась порядком захмелевшая Наталья.
— Девять один! — Павел стоически принял поражение, полез в карман за деньгами и выложил на стол девять новёхоньких, краской дензнаковской приятно пахнущих купюр. Эх, стольнички, точнее купюры по «десять червонцев», со строгим, насупленным Ильичом. Не сдержался, похулиганил.
— Девчонки, стихи хотели? Так слушайте.
— Это чьи стихи? — Потрясённо молвил Павел.
— Да так, хороший один поэт, по навету арестован был сподвижниками подлеца Ежова и сгинул где то у вас, в Норильлаге…
Глава 11
Каудильо Франциско Франко в советской прессе подавался не иначе как исчадье ада и пособник сатаны (с поправкой, разумеется, на атеистическое воспитание граждан СССР) а так-то Франко чувак юморной, любит потроллить соратников, подмечает все их несуразности и косяки и умело вышучивает. Осведомлённость легко объясняется — о новоявленном диктаторе Испании я подробно читывал в далёком будущем, почти десяток томов о жизни и свершениях Франсиско Паулино Эрменехильдо Теодуло Франко Баамондео и гражданской войне на Пиренеях, отложился «на флешке»…
Потому и не удивился, когда 1 апреля 1939 года, как и «у нас» Франко торжественно, обращаясь к стране и миру объявил: «В сегодняшний день, когда Красная Армия пленена и разоружена, национальные войска достигли своей конечной цели в войне. Война закончена»…
Что ж, расклад ближайший по событиям на родине Рыцаря Печального Образа товарищам Сталину и Берии дал наиподробнейший, наверняка советская разведка в общих чертах моё постзнание подтверждала, потому вожди так долго и терпели странное «живое письмо» от Черчилля. Однако времени что-то существенно поправить на испанском фронте у «кремлёвского горца» попросту не было.