В конце коридора Коуэн заметил солдата. Это Брин, с которой им не раз приходилось бывать в переделках. От пережитого он потерял способность удивляться, а просто смотрел, как она приближается к нему, вглядываясь в поверженный металлический остов. Он заговорил, едва ворочая непослушным языком.
– Он… просто остановился. Сам по себе.
– Сами по себе они не останавливаются, – возразила Брин и, обхватив его за плечи, осторожно повела к выходу, где их ждали уцелевшие бойцы из их отряда. Сейчас они узнают, что случилось с роботом.
В наспех оборудованном окопе далеко от того места, где разворачивался главный бой, находился человек, чьей жизнью люди слишком дорожили, чтобы подвергать ее опасности. Он следил за событиями через полевой бинокль, оставаясь невозмутимо спокойным среди всеобщей суматохи и воплей. Совсем еще нестарое лицо сорокапятилетнего мужчины, задубевшее и посуровевшее от постоянного напряжения. Шрамы, избороздившие левую сторону этого мужественного лица, нисколько его не портили. На форменной рубашке значилось имя генерала повстанческой армии: КОННОР.
Сквозь треск и шипение в радиопередатчике слышались взволнованные, полные сдерживаемого напряжения голоса. Командиры докладывали обстановку с передовой. Сюда собирались сводки со всего театра военных действий, из других городов, из соседних штатов: Сан-Франциско, Сиэтла, Чикаго (Нью-Йорк уже длительное время находился во власти машин). Слышалась многоязыкая речь: английский и испанский смешивались с суахили и японским – ведь это была первая в истории человечества подлинно интернациональная армия. Все страны, в которых после ядерного удара хоть немного теплилась жизнь, послали сюда своих добровольцев. Люди собирались под знаменами Коннора, чтобы выстоять в схватке с машинами.
Сопротивление Небесной Сети нарастало по всей планете, но решающие бои шли в Шайеннских горах, в штате Колорадо, где в подземном бункере был установлен центральный процессор Небесной Сети. Второе по важности наступление повстанцев разворачивалось в районе Вестсайда за овладение тщательно охраняемым автоматизированным комплексом Сети, также располагавшимся глубоко под землей. В последние два дня люди понесли колоссальные потери. Но Джон знал, что победа за ними. На их стороне превосходящая огневая мощь и несгибаемая воля к победе. Вот только цена, которую придется заплатить за освобождение, слишком велика. Мысль об этом печалила Джона. Множество парней и девушек только вступающих в жизнь, боровшихся за будущее людей, никогда не узнают, как будет выглядеть мир, освобожденный от механических чудовищ, мир, в котором улеглось кровавое эхо войны. Он не мог больше видеть, как солдаты, с которыми он делил годы лишений, гибнут, уничтоженные машинами в самый канун победы. В этом мире нет и малой толики справедливости. Где он, ваш добрый боженька? Много он вам помог? Существует ли хоть какая-то разумная сила, которая управляла бы свихнувшейся Вселенной? На Земле каждый был сам за себя, никому нет дела до других, пока не ожила Небесная Сеть и не заполнила пустоту, в которой когда-то царил равнодушный к людским страданиям Бог. Вот уж кто по-настоящему взялся за управление Вселенной, так это Сеть. И ведь как все получилось: ничтожное творение человеческих рук взялось осуществить сокровенную мечту людей. Человечество издавна задумывалось над тем, как искоренить плевелы. Правда, истина заключается в том, что дурное есть в каждом, потому машина и приняла самое разумное решение. Зачем тратить время на то, чтобы отделять злаки от плевел, когда можно взять и прекратить существование человечества? С точки зрения космической целесообразности люди со всеми их заблуждениями и слабостями оказались просто не нужны. Что такое милосердие, электронный судия не ведал. Этого слова не было в лексиконе Сети, которая руководствовалась лишь точным расчетом и принципом воздаяния за грехи.
Джон страстно мечтал о том дне, когда завершится война и снова пойдет отсчет человеческой цивилизации, которая исправит ошибки предыдущих эпох. Но, подобно большинству других выдающихся военачальников прошлого, он не мог представить себе тот мир, дорогу к которому прокладывали его солдаты. У него хватало времени лишь на то, чтобы разрабатывать стратегические замыслы своих военных кампаний. До сегодняшнего дня он никогда не задумывался над тем, что будет, когда война завершится. Мир, который наступит вслед за тем, казался ему столь далеким и нереальным, как мираж усталому путнику.
На пересечении Пико и Робертсон творилось непонятное. Джон снова поднес к глазам бинокль. Летающий ОУ, который находился в его поле зрения, неожиданно потерял управление. Машина вошла в штопор, ее неумолимо тянуло вниз. Над самой землей самолет взорвался, осветив огненной вспышкой целое кладбище техники. Молодцы ребята! Если живы, их нужно представить к награде. Но это еще не все. Два летающих ОУ внезапно накренились на борт и пошли вниз, хотя по ним никто не стрелял. В отсветах пылающих обломков его взгляду представилось невероятное зрелище: полчища металлических солдат застыли на месте, точно игрушечные солдатики, у которых кончился завод. Пламя лизало их хромированные остовы. Вспышки лучевого оружия стали реже, а затем, словно по волшебству, и вовсе прекратились.
Повстанцы начали выходить из окопов и осторожно подбираться поближе к остановившимся машинам. Еще один летающий ОУ, который находился в небе в какой-нибудь миле от линии фронта, рухнул на землю. Джон с изумлением увидел, что небо полностью очистилось от роботов-самолетов. Он еще раз обвел взглядом поле боя. Ни одна из машин Сети не двигалась.
Случилось невероятное.
Землю накрыла тишина.
Зловещая тишина. Было слышно только, как завывает ветер. Ни выстрелов, ни взрывов, ни рева моторов, ни треска двигателей. Даже радио молчало. Но вот раздался одиночный голос, в котором за напряженным спокойствием чувствовалось волнение: «На связи отряд из Нового Орлеана. Они не двигаются! Просто… встали». В эфир ворвался другой голос: «Говорит Чикаго. ОУ падают! О, Господи, они разбились». Это сообщение перекрыл еще один: «Сан-Франциско сообщает. Не понимаю, что происходит. Терминаторы отключились. Нам никто не препятствует! Мы вошли на территорию автоматизированного комплекса…» И вдруг в эфир прорвались десятки голосов и, захлебываясь, начали торопливо передавать одно и то же. Джон и без того уже знал, что они скажут. Об этой минуте он мечтал всю свою жизнь.
К нему подошел лейтенант Фуэнтес и встал рядом, недоуменно глядя туда, где только что кипел бой. Негромко, так, что Джон скорее угадал эти слова, чем расслышал их, он произнес:
– Только что получена информация… Сеть уничтожена.
Мужчины смотрели друг на друга, боясь поверить в случившееся. Трудно было осознать, что автоматика, рассчитанная на десятки лет, оказалась уязвимой.
– Война закончена, Джон. Мы победили.
Фуэнтес вздохнул полной грудью. Впервые за долгое время дышалось так легко. Воздух, устремившийся в легкие, разбудил дремавшие дотоле чувства, которые волной поднимались в нем, рвались наружу сквозь заслоны суровой сдержанности, ставшей привычной для него за годы войны. Не в силах дальше сдерживать охватившее его ликование, он что-то закричал.
В этот день торжествующие возгласы слышались отовсюду. Люди, смеясь и плача от счастья, поднимали глаза к небу, голубому небу, очистившемуся от грозных теней. Долгая война закончилась. Наконец…
Джон Коннор опустился на колени. Ему с трудом давалось каждое слово… А впереди ожидали новые дела. Он пока не может позволить себе передышку. Главное ожидает его в логове металлического чудовища. Овладев собой, Коннор взялся за микрофон и начал диктовать сухие, немногословные приказы. Те, что ему было предназначено отдавать самой судьбой…
ВОЛЕЮ СУДЬБЫ