Дайсон потянулся к микросхеме, взял ее и, не вынимая из склянки с инертным газом, поставил на специальную тележку — он обращался с Объектом №_2, словно со священной реликвией. Когда Дайсон запирал сейф, его взгляд упал на другой несгораемый шкаф, стоявший рядом с первым. На нем красовалась надпись «Объект №_1».
Если б только Брайант и все остальные узнали, что тут лежит! Это было известно лишь троим: покойнику Кроллу — раз, владельцу компании — два и ему, Дайсону — три. Подчиняясь мгновенному порыву, он отпер сейф, заглянул внутрь и впился взглядом в то, что там лежало. Этот предмет был гораздо больше предыдущего. Он представлял собой сложнейшее устройство — металлическую руку.
В локтевом суставе металл был перекорежен и даже поломан. Но кисть и предплечье остались целыми, хотя их хромированная поверхность слегка покоробилась и потеряла блеск. Рука торчком стояла в герметично закупоренном сосуде. Казалось, она застыла в приветствии. Глядя на нее, Дайсон глубоко задумался.
Кто, черт побери, создал это?
«Не задавай лишних вопросов…»
Внезапно его обуял страх, даже живот свело. Загадочные объекты вполне могли оказаться крадеными. Он не доверял Грену Симмонсу. Что, если… Нет, не может быть… Дайсон отогнал сомнения и решил, что еще успеет наглядеться на странные предметы. Может быть, их украли, а может, изготовили, выполняя какой-то секретный правительственный заказ. Когда удастся раскрыть тайну Объекта №_2, наверное, станет известно и это. А пока…
Поколебавшись, он закрыл дверцу сейфа и надежно ее запер.
ПРИГОВОР
В комнате для собеседований стояла удручающая тишина, Сара слышала удары собственного сердца и сонное жужжание мух где-то вдалеке. Застывшие у дверей санитары смотрели на Сару, как на ту же муху.
Силберман и другие врачи расположились в кабинете за зеркалом и делились впечатлениями. Сара чувствовала на себе их оценивающие взгляды. Она знала, что решается ее судьба. До чего ж неправильно она себя вела с самого начала! Зачем рассказала им столько? Все равно ее не выпустят на свободу.
Но ведь она так долго хранила тайну! Когда ее только засунули в психушку, доктора так сочувственно беседовали с ней! Она им поверила. Думала, они настоящие профессионалы и способны определить, в своем уме она или нет. Ах, как она ошиблась…
Врачи, работавшие в клинике, смотрели на мир глазами психологов. Их представления о реальности основывались на теориях поведения неких абстрактных личностей. До них не доходило, что Сара — абсолютно нормальна, а ненормален весь окружающий мир.
Даже в сумасшедшем доме Сара прекрасно чувствовала тонкую грань между реальностью и фантазиями, снами и пророчествами, опытом и воображением.
Тут, в Пескадеро, она не раз переступала эту грань. Но всегда знала, «на каком она свете». Силберману этого не понять. Он судит обо всем со своей точки зрения. Со своей. На его стороне естественные науки и философия. Клиника — его вотчина. Тут полным-полно пациентов с комплексом мессианства. Сара осознавала, что идеально подходит под описание подобных случаев. Сына ее зовут Джон Коннор. Это как бы аналог Иисуса Христа [в английском языке инициалы Иисуса Христа и Джона Коннора идентичны]. Отец мальчика — призрак из будущего. То есть налицо почти полное совпадение с непорочным зачатием. И сын ее пожертвует собой ради спасения мира.
Вдобавок Сара переступила закон. Нанесла ущерб чужой собственности.
Да, конечно, с точки зрения Силбермана она сумасшедшая.
А кто бы не сошел с ума, узнав то, что стало известно ей? Что цивилизация канет в пропасть. Что миллионы невинных детей погибнут ужасной смертью. Даже если ей удастся выбраться из клиники и уберечь Джона, чтобы он успел собрать на пепелище армию повстанцев, все равно не избежать массовых смертей и разрушений, от которых даже у самого безжалостного вояки голова пойдет кругом.
Неважно, чем окончится война — победой или поражением. Все равно погибнут миллионы детей.
Если же ее не выпустят из этого каменного мешка и враги убьют Джона, человечеству вообще придет конец.
Да, безусловно, она безумная.
Но она знает, что делает.
Силберман вернулся с какой-то подленькой усмешкой на губах и сел за стол Сары. Почесал нос, потом рассеянно погладил обложку ее истории болезни.
И, наконец, сказал:
— Видишь ли, Сара… вот какая история… Насколько я понимаю, ты очень умна и нарочно говоришь то, что мне хочется от тебя услышать. Мне кажется, на самом деле ты так не думаешь.
Сара никогда не умела врать. Итак, одурачить Силбермана не удалось. Значит, остается одно: умолять. Она подалась вперед и выразила в своей бесхитростной мольбе всю боль и отчаяние:
— Позвольте мне повидаться с сыном.