Тех, кого Поттер не калечил, он менял.
— Хорошие девочки попадают в рай, — сказал он Гермионе. — А плохие — куда захотят[8]. Тебе же нравится наш гламурный профессор по защите? Carpe diem[9], Грейнджер.
С этого дня у профессора Локхарта не оставалось шансов.
Традиционную схему — с любовными посланиями на розовой бумаге и томными вздохами — практичная Грейнджер отмела сразу. Подобных поклонниц у Гилдероя (какое красивое имя!) были сотни. Вторая схема, уже многократно ею опробованная, заключалась в имидже пай-девочки, неизменно блестящих ответах на уроках и сочинениях, которые были минимум на фут длиннее, чем им задавали. Это действовало на девяти учителях из десяти, но Локхарт как раз и был десятым — академические успехи Гермионы удостаивались лишь нескольких баллов и небрежно брошенной похвалы.
Чтобы выделиться из безликой толпы обожательниц, требовалось нечто революционно новое.
На следующий урок Гермиона принесла дохлого петуха.
2.7
Ночь вернулась. Что случилось?
Но не спит никто во мгле.
Где ангел, ангел снов и мглы?
Здравствуй, друг. Я — добрый ангел.
Я могу тебя убить.
В то время, когда Гарри читал маггловский учебник по физике, чтобы отвлечься от неприятных ощущений, вызываемых отрастающими заново костями, раздался хлопок аппарации, и на соседней кровати материализовался уже знакомый Поттеру чокнутый домовой эльф.
Первая их встреча была очень короткой и закончилась для Добби печально («Ух ты! Еще раз! Сильнее! Нет, оставь в покое настольную лампу, она мне нужна, если уж так хочешь биться обо что-то головой, возьми лучше молоток. О да-а-а, как приятен хруст костей летним вечером»).
— Гарри Поттер, сэр! — пропищал Добби.
— А, это ты? Все-таки выжил? — хладнокровно ответил Гарри, переворачивая страницу — одной рукой делать это было неудобно.
— Сэр, вы обещали!
— Что я обещал? — удивился Гарри. — Жениться на тебе? Забудь, парни и не такое иногда говорят по пьяни…
— Вы обещали, что не поедете в Хогвартс!
— Подумаешь. Ты что, всерьез решил, что мне можно верить? А теперь сгинь, я пытаюсь разобраться в законе Ома.
— Гарри Поттер, сэр, вы такой упрямый! Почему вы не послушались Добби, почему не вернулись домой, когда опоздали на поезд?
— Что? — подскочил Гарри, роняя учебник. — Так это ты, сукин сын, заколдовал барьер!
Добби попятился.
— Да, сэр, — печально признался он. — Добби был так огорчен, когда узнал, что вы все равно попали в Хогвартс. Добби, думал, что бладжер…
— Так, — сказал Гарри недобрым голосом. — Это тоже твоя работа? Убить меня решил, мелкий говнюк?
Добби замотал головой.
— Убить? Нет, сэр, Добби просто хотел, чтобы вы уехали домой. Вам грозит опасность! Тайная комната…
Добби осекся, когда понял, что сболтнул лишнего, и принялся биться головой о ножку кровати.
— Очень интересно, — сказал Гарри, задумчиво наблюдая за его усилиями. — Так ты обо мне… эээ… заботился?
— Да, сэр! Если бы Гарри Поттер знал, что он значит для нас, бесправных рабов! После его победы над Сами-Знаете-Кем над миром взошла новая заря! Надежда на то, что черные дни закончились.
— Вот что, оказывается, подразумевают, когда говорят о смертельной любви, — хмыкнул Поттер. — Ты можешь назвать хотя бы одну причину, по которой я не должен тебя немедленно задушить?
— Добби привык к угрозам, сэр. Дома он слышит их по пять раз на дню.
— Бедняга, — глумливо ответил Поттер. — Подумать только, и эта жалкая тварюшка называет себя эльфом. Воистину, Моргот извратил вашу сущность.
— Что? — удивился Добби.
— Где твое самоуважение? — вопрошал Гарри. — Где твоя гордость? Неужели дивные песни Лориэна замолкли, неужели рухнули чертоги Элронда, неужели не уплывают больше на Запад белые корабли Серебряной Гавани?
Добби молчал в недоумении, боязливо прижав уши.
— А Элберет Гилтониэль? — рискнул Гарри.
Ноль реакции.
— Толкиен напиздел, — огорченно сказал Поттер и отвернулся к стене.
2.8
Из сотни прикольных картинок
Запомнилась с детства одна.
Ребенок, жующий ботинок,
И жадные злые глаза.
Я дал ему пачку жвачки
И горсть дорогих сигарет.
Смешной гуттаперчевый мальчик,
Обглоданный напрочь штиблет.