Потом мужчина набрал воздуха и крикнул.
- Выходите! Площадка окружена, у вас ни единого шанса. Считаю до десяти, а потом нажимаю курок. Раз... два... три...
Я завопил на урду, так чтобы стало понятно обоим:
- Кхара ко яо-доно! (Оставайтесь оба на месте - прим. авт.).
И почувствовал боль в спине.
- Еще один такой фокус, и он будет последним, - пригрозил мой противник и добавил. - Можешь врезать ему, лапочка, но держись подальше, когда я досчитаю до десяти. Четыре... пять... шесть... семь...
И только Грант меня ударил, проклятый остолоп Уэйнрайт с поднятыми руками вышел на свет и двинул ему в челюсть - великолепный хук с левой.
Бандит за моей спиной качнул пистолетом в его сторону. Пуля угодила Уэйнрайту прямо в лоб.
От удара я упал на колени, - несмотря на прозвище, действия Гранта лаской не отличались. Мужчина снова повернулся ко мне и действительно выстрелил, но промахнулся, поскольку пуля Сафараза снесла ему полголовы. Я плюхнулся ничком, выхватил пистолет и, как ящерица, выскользнул из освещенного круга. Немец рванул к вертолету и схватил какой-то пакет. Парень был сообразительный, поскольку на упаковке отчетливо выделялся красный крест. Он держал его перед собой, вопя от ужаса:
- Нихт шиссен! Доктор!
Но патан посчитал эту штуку отличной мишенью, и пуля его винтовки пробила аптечку, а заодно и врача.
Я с трудом поднялся на ноги и поискал глазами Уэйнрайта. Его нигде не было. Из темноты выбежал Сафараз.
- Река, сахиб, - орал он. - Уэйнрайт-сахиб упал в реку!
Помню только, как крикнул ему прикрыть меня и бросился в воду.
- Уэйнрайт, Уэйнрайт, ублюдок чертов, где... - бурный поток подхватил меня, как пробку, потом меня выбросило на каменистый берег, патан старался меня удержать, а я пытался ударить его по лицу.
- Бесполезно, сахиб, - увещевал он. - Его больше нет. Наша смерть его не воскресит.
Я уже не сопротивлялся и плакал, как ребенок.
- Он сказал, что должен выйти в круг, - продолжал Сафараз, - а не то бандит убьет Риза. Я ничем не мог тебе помочь: пока тот не повернулся к Уэйнрайту, он все время торчал у тебя за спиной. Его смерть была не напрасной, что хорошего горевать о смерти храброго человека.
Мы вскарабкались на крутой обрыв и вернулись к посадочной полосе. Грант уставился на свой сжатый кулак и довольно хихикал. Когда мы вышли на свет, он завизжал, как баба. Когда человек до смерти напуган, не стоит бояться, что он солжет.
- Ну, ладно, - устало бросил я. - Что все-таки произошло?
- Я не осмелился вернуться в Лахор, - затараторил Грант, - приземлился в Джаландхаре и тут же позвонил Робсону. Он привез на машине рацию, и мы смогли с ними связаться. Мне приказали вернуться. Что я мог сделать? Если бы отказался, Робсон меня просто застрелил бы. Вернись я в Лахор, там меня взяли бы в оборот ваши люди. Дайте мне шанс, Бога ради, дайте...
- Сколько их здесь?
- Я знаю только про этих двоих: американец и немец-врач, которого я сам привез, потом ещё больной на носилках... - он замолчал, и его вырвало.
- Где они прячутся?
- Не знаю... клянусь... Я никогда не видел этих мест, разве что ночью. Робсон что-то говорил насчет домика у реки, недалеко от посадочной полосы...
Чувствовалось, что пилот не врет, но лишняя проверка ещё никому не мешала.
- Устрой ему пешаварскую цирюльню, - приказал я Сафаразу, - но на этот раз пожестче.
Патан опустился на колени за спиной Гранта, оттянул ему голову и медленно провел острием по коже. Кровь каплями текла по горлу и впитывалась в куртку.
- Это все, что я знаю! - визжал пилот. - Мне нечего больше сказать! Нет, нет, нет... - запричитал он и затих.
Сафараз связал его и оттащил с глаз долой за камни. Я обыскал убитых.
У американца в поясе на теле оказалась толстая пачка валюты в долларах, швейцарских франках, рупиях, и три паспорта. Со всех трех фотографий смотрело одно и то же лицо, только имена были разными: Эдвин Джеймс Фостер, Харли Уинстон Гринслейд и Джон Реншоу Бут, и с разными адресами в Портленде, штат Орегон, Дейтоне, штат Огайо и Вашингтоне, округ Колумбия соответственно. Один из них оказался инженером, второй коммивояжером, а третий - агентом по продаже произведений искусства. У немца в карманах оказались только золотой портсигар с пакетиками белого порошка и шприц для инъекций в кожаном футляре.
Я попробовал порошок кончиком языка и быстро сплюнул. О ком же так заботился наш доктор? Неужели янки? Тот совсем не был похож на наркомана, но многие из них не подают вида, если регулярно пополняют свои запасы.
- Пилот говорил о каком-то доме на берегу реки неподалеку отсюда, сказал я патану.
- Есть тут один, - немедленно отреагировал он. - Около мили к югу. Я побродил по окрестностям, пока сахиб ходил на разведку. Ничего не заметил и не слышал, но пахло дымом. Там ещё громко лаяла собака, так что мне не удалось подойти ближе. Других домов до самой деревни нет.
- Нужно туда наведаться, - предложил я. - Но только осторожно - уже светает, и неизвестно, сколько там окажется народу.
Патан провел нас среди скал и вывел к небольшой горловине, через которую поток каскадами струился вниз. Как раз под нами стоял сильно обветшалый двухэтажный дом, правда, крышу его недавно явно чинили. Никаких признаков жизни, кроме тонкой струйки дыма из единственной трубы и дремавшей в первых лучах солнца рыжей собаки.
Оставив Сафараза прикрывать меня сверху, я осторожно спустился. Собака, почуяв меня, зашлась от лая, но из дома никто не вышел. Из восьми окон только два не были закрыты ставнями. Оба выходили на реку. Я подкрался и заглянул через подоконник ближайшего из них. Большая комната с грубо сколоченным столом и несколькими стульями, в открытом очаге тлели поленья. На подставке у стены - большой радиопередатчик. На стуле у огня, перебросив ноги на другой стул, развалился мужчина. Сейчас он кричал в раскрытое окно на собаку, которая продолжала лаять.
Я обогнул дом, просигналил Сафаразу, чтобы спускался, пнул дверь и с пистолетом в руках влетел внутрь. Мужчина удивленно уставился на меня, а я тем временем быстро его обыскал. Он оказался безоружен. Сафараз метнулся к лестнице на второй этаж и через пару минут уже докладывал:
- Там одна комната, сахиб, совсем как эта. Три кровати, кое-какой багаж, но никого нет.
Я приказал ему вести наблюдение из верхних окон и повернулся к сидящему мужчине.
- Кто ты? - наконец спросил он на плохом урду.
- Ладно, - сказал я. - Давай перейдем на английский. Сам-то кто будешь?
- Где доктор Рейтлинген? - спросил он, игнорируя мой вопрос.
- О нем уже позаботились, - сообщил я. - А теперь перейдем к делу. Последний раз спрашиваю: с кем имею честь разговаривать?
- Не лезь ко мне с вопросами, - огрызнулся он. - Где врач?
- Всему свое время. И время терпит.
От его нахальства не осталось и следа. Щеки задергались, казалось, он вот-вот заплачет.
- Я болен, - заныл мужчина. - Мне очень плохо. У меня сломана нога, пробит череп, мне нужен постоянный уход, а эти ублюдки второй день носа не кажут, - конец фразы слился в сплошной вой.
- У меня сердце просто кровью обливается. Не переживай, когда вернемся, ты не сможешь пожаловаться на недостаток внимания.
- Пожалуйста, - взмолился он. - Мне нужно срочно видеть доктора.
Его лоб и верхняя губа покрылись каплями пота, лицо стало дергаться, руки дрожали.
Тут меня осенило, и я вынул из кармана портсигар со шприцем.
- Не эта штука тебя так волнует?
В первый момент могло показаться, что его хватит удар. Он попытался встать, но тут же рухнул на стул, рассекая воздух скрюченными пальцами.
- Отдай его мне! Отдай! Я скажу все, что хочешь, - задыхался он.
- Сначала отвечай, - потребовал я. - Или можно подождать, пока завтра-послезавтра доберемся до места.
- Какого черта тебе нужно?
- Начнем с фамилии.
- Родерик Темпл-Холл...
Этому вполне можно верить, в такую минуту выдумки в голову не лезут.
- Откуда родом?
- Севеноукс, Кент. Послушай, мне нужна доза, говорю же тебе...