Когда "касатка" свернула на улицу, где располагалось здание суда, Евгений Дмитриевич прикрыл глаза. На обочине стояли активисты с плакатами и призывами к смертной казни. Он не хотел этого видеть. Процесс еще не начался, но судья уже знал - это будет тяжелая битва. Накануне он даже отключил телефон после пары звонков из федеральной службы и с телевидения. Скорее всего, парень действительно виновен, и в таком случае, он получит по заслугам. Но превратить процесс в фарс на потеху публике - ну уж нет!
Судья сжал кулак.
- Приехали, Евгений Дмитриевич, - в отличие от судьи водитель с интересом рассматривал активистов и даже попытался скорчить рожу журналисту с камерой.
Перед широкими дверьми дворца правосудия толпились репортеры, юркие и бесцеремонные, как саранча.
- Трогай! Ко второму входу.
Водитель усмехнулся и заставил машину резко сорваться с места, вызвав недовольный гул журналистов. "Касатка" ловко объехала припаркованные автомобили, круто повернула и после парочки виражей затормозила у невзрачной боковой двери. Акул пера там не оказалось, и судья поспешил выбраться из салона.
Морозный воздух был почти сладким на вкус. Евгений Дмитриевич глубоко вдохнул, думая, что к вечеру, наверное, навалит сугробы по колено. Топая ногами по расчищенному асфальту, он поспешил к двери, но тут откуда ни возьмись на тротуар выехал очень старый мотоцикл. Ржавчина осыпалась с него красно-коричневой крошкой, а из выхлопной трубы вырывался черный едкий дым.
Судья закашлялся. Водитель-охранник шагнул вперед, заслоняя его.
- Здравствуйте, Евгений Дмитриевич, - сказал звонкий женский голос. - Не бойтесь, я не из репортеров. Просто я тоже юрист и восхищаюсь вашими делами.
Мотоциклист снял шлем и оказался молодой женщиной. Она помотала головой, чтобы волосы легли красивее, и улыбнулась. Евгений Дмитриевич подумал, что она очень милая, и одобрительно кивнул.
- Простите, что вас испугала. Я сейчас же уйду, не стану вам мешать.
- Да ничего.
- Правда?
Каким-то образом она просочилась мимо охранника и взяла судью за руку. Он хотел уже сказать, что ценит ее внимание, но должен идти в зал суда, когда женщина порывисто прижалась губами к его губам.
От нее пахло дымом и горечью.
Охранник протянул руку к плечу "поклонницы". От его прикосновения она мгновенно отскочила в сторону. Судья машинально вытер рот ладонью. Он не ожидал такого страстного поцелуя от незнакомки. Подумалось, что она, наверное, все-таки журналистка. Но женщина, не говоря ни слова, склонилась над своим дряхлым железным конем. Ее обтянутая черным фигура казалась почти надломленной.
Евгений Дмитриевич тоже молча развернулся и нырнул в теплое помещение суда. Странный случай был отложен в дальний уголок сознания: теперь все помыслы судьи сконцентрировались на процессе. Он наметил возможные сложности и сделал самому себе мысленные пометки, на что стоит обратить особое внимание.
Огромный зал заседаний был полон. Журналисты, политики и активисты "Справедливой инициативы" расселись по местам, тихо переговариваясь, как в театре перед началом представления.
- Встать, суд идет!
Евгений Дмитриевич прошел к своему креслу мерным, торжественным шагом. Когда-то, много лет тому назад, он репетировал эту походку перед зеркалом. Как и интонацию судебных формулировок. Теперь все это получалось механически.
Подсудимого провели в зал под надзором боевиков спецназа с автоматами наизготовку. Его заперли в боксе из пуленепробиваемого стекла, но даже там не сняли наручники. Евгений Дмитриевич встретился с Охотником взглядами и вздрогнул. Его захлестнула едкая, тягучая ненависть. Он вдруг сразу явно и окончательно понял - этот человек виновен, он преступник и негодяй. Недавние попытки отнестись к делу максимально объективно и отстраненно показались наивными. Этот человек заслуживал наказания, самого сурового. Возможно, даже такого, которые уже не практикуются в цивилизованном мире.
Судье вдруг вспомнилась давняя поездка в Ноттингем, где он, тогда еще почти мальчишка, дурачился в музее Палат Правосудия. Где-то валялось фото, на котором он в криво надетом парике машет огромным мечом с судейской кафедры. Тогда средневековые законы показались ему дикими, их направленность на презумпцию вины угнетала, а казни поражали своей жестокостью. Теперь же Евгений Дмитриевич пожалел о прекрасных палатах, где преступника могли судить, приговорить и казнить - все в одном и том же здании. Зверю - зверево.
Началось слушание. С каждым документом, с каждым опросом свидетеля, судья уверялся в своем решении. Охотник надругался над самым сокровенным - душами людей. И даже не всегда ради выгоды, иногда лишь шутки для. Перед глазами все четче проявлялся образ виселицы, мокнущей под дождем.
Адвокат не опровергал представляемых фактов, но постоянно упоминал о милосердии. Лицо Евгения Дмитриевича не выражало ничего, но при этом слове он всегда вспоминал мизерикорд или метод "длинного падения". Когда-то все на свете было проще. Человек мог защищать свою честь и свою правду с мечом в руке. Суд не путался в тысяче нитей бюрократии. Никого не волновали психические страдания воров и убийц, а под милосердием понималась легкая смерть.
В обеденный перерыв Евгений Дмитриевич вопреки обыкновению не пошел в буфет, а закрылся в маленьком кабинетике для судей и стоял у окна, глядя на снегопад. Ненависть к подсудимому была странной. Такое с ним случилось впервые, и он даже подумал, а не отказаться ли от этого дела. Но тут же отмел эту мысль, убедив себя, что просто не имеет права после всего, после долгих переговоров на высшем уровне, после стольких часов, потраченных на знакомство с материалами. Но где-то в глубине души таилось понимание - он не откажется от дела Охотника в первую очередь из-за шанса покарать настоящего негодяя.
Процесс обещал быть длинным. Потом, вероятно, подсудимый еще подаст апелляцию... Евгений Дмитриевич знал, что с этим ничего поделать нельзя, но про себя решил сделать все возможное, чтобы ускорить слушание.
Он собирался выслушать подсудимого в другой раз, но под конец сегодняшнего заседания передумал. Маленький червячок сомнения начал свою работу - а вдруг все совершенно не так, и странная ненависть лишь мешает видеть правду?
В стеклянном боксе включили микрофон и передали Библию через окошко. Охотник положил руку на книгу и усмехнулся, глядя в глаза судьи.
- Клянусь говорить только правду... и правда в том, что я поимел всех этих ублюдков. Я оттрахал их мозги так же, как ваше проклятое общество сделало это со мной. Все, в чем меня обвиняют, - правда, все это было. И я ни о чем не жалею.
- Давайте рассмотрим конкретные эпизоды, - сахарным голосом произнес прокурор. - Например, последний случай, когда вы ограбили Центральный банк. В материалах следствия указано, что вы, используя психотропное вещество, заставили сотрудников выдать вам золотой фонд банка...
Подсудимый рассмеялся:
- О да! Мы загрузили целый фургон золотыми слитками! Как в средневековье.
Судья подумал, что в средние века за такой грабеж с преступника сняли бы кожу и четвертовали.
- Но когда вас арестовали, инкассаторский фургон был пуст!
- Конечно. Я не дурак. Золото сейчас в надежном месте. Все "маячки", вплавленные в слитки, заглушены. Так что, если вдруг кто-то его найдет - пусть берет без опаски.
- В ваших же интересах указать тайник!
- Не-ет, это в ваших интересах. В интересах ваших банкиров и политиков. А я буду молчать как рыба, хоть пытайте.
Он упрямо вздернул подбородок. На глаза упали отросшие грязные волосы, и судья вдруг заметил, что подсудимый очень бледен, а на виске у него - идеально круглое пятнышко засохшей крови. Судя по материалам дела, Охотник успел перейти дорогу не только парочке добропорядочных граждан, но и насолил известной темными делами корпорации "Войд" и федеральным службам. И те и другие вполне могли иметь доступ к подследственным, значит, пытки и в самом деле не исключались.