Тут у него морда вытягивается — и становится, вроде бы, страшно оскорблённая.
— Ну да, да, — говорю. — Термитный мёд, будь он неладен. Это каким же надо быть рекламным менеджером, чтобы дерьмо мёдом называть!
Сбоку открывается ещё один люк, термиты оттуда на силовых полях упаковку тащат, серебристый ящик округлый, запаянный — а пижон смотрит на меня пренебрежительно.
— В трущобах тебя, что ли, подобрали? — говорит. — Никакого в тебе образования и светского лоска. Сам ты, не в обиду сказать…
— А что? — говорю. — Тоже мне — секрет. Все в курсе. Одно жрут — малиновое со сливками выходит, другое — с этим самым эффектом получается, на какой мой босс рассчитывает…
— Окраина Галактики! — пижон говорит. — Деревня, четыре класса образования! Где ж ты видел, чтоб отход жизнедеятельности хоть бы какого организма представлял собой такую ценную субстанцию?! Термитный мёд, друг мой ситный — не дерьмо, хоть ты это и вбил себе в башку. Это — сперма.
У Дэна рука на пульте дрогнула — коробка на бетон упала, рулоны бумаги посыпались. И термиты кинулись подбирать. А я подобрал челюсть, впучил глаза назад и спрашиваю:
— Ты прости, старина, мне странное какое-то слово послышалось…
И пижон начинает гнусно ржать. Дэн говорит:
— Может, по роже ему съездить?
А пижон:
— Не стоит, наверное. А то термитов разозлите. Они ко мне очень и очень расположены. Я им полезен, потому что посредник с Землёй и близкий товарищ.
— А ну, — говорю, — тогда объясни толком.
Ухмыляется гнусно, чешет своему мурашу позолоченное брюхо и говорит:
— А что тебе не понятно? Вот эти ребята — они солдаты. У них все сроду специализированы — солдатами родились, солдатами и умрут. Солдаты у них — самцы. Работяги — отчасти самцы. Государевы фавориты — на триста процентов самцы. А самка в каждом клане — одна-единственная, мать их. Общая. И королева.
— Ну и что? — Дэн говорит. Пульт опустил — термиты сами справляются. Шустро работают — ловчее людей.
— В идеале, — говорит пижон, — детки клана, в смысле — личинки, в смысле — яйца, это — в хорошем смысле — у королевы должны быть от фаворитов. Но она может и солдата приблизить, если выйдет такой каприз. У солдат такие периоды бывают, повышенной активности. А вот у работяг, можно сказать, не бывает никогда. Оттого они свою королеву любят беззаветно, платонически и издали.
Тут уже я говорю:
— И что?
— Да ничего, — говорит пижон. Ухмыляется. — Обычный термитный мёд, который как малина со сливками — это сперма работяг и солдат, когда они не в форме. А особый продукт — у! Это — фаворитов и тех солдат, которые о-го-го! Которые могут! Высоко энергетичный. Они бы нипочём его не продавали на экспорт, если бы нашенская бумажка не была таким деликатесом для королев с тонизирующим эффектом, а человеческий гормональный секрет, который на футболках остаётся, не использовали их медики. Для сложных и опасных случаев.
Дэн только присвистнул.
— Ё-моё, — говорю. — Вот ведь дурят людей…
Тут пижон снова заржал.
— Да кто вас дурит-то?! Дерьмо… придумают же… Термиты ради своих королев на всё готовы, для их радости торгуют, можно сказать, самым ценным, а вы — дерьмо! Сами-то…
Дэн говорит:
— В жизни не притронусь.
А пижон:
— Ну и глупо! Знать не знаешь, какое действие у этого особого продукта на человеческий организм! Не вашим мерзким веществам чета! Сплошной кайф — и ни грамма побочного вреда, даже совсем напротив — всё от него омолаживается и хорошеет. Дураки ваши богатенькие, можно подумать!
— Ага, ага, — говорю. — Тебе-то лучше знать.
Тут пижон не заржал, а гнусно захихикал.
— Да на моём месте любой богатенький бы оказаться рад был до беспамятства! Я-то этот самый особый продукт пробовал не в консервированном виде, а в самом, что ни на есть, натуральном! Космос мне — не работа, а одно наслаждение, да ещё и общество приятное и милое, — и почёсывает золочёного под жвалами. — Среди наших астронавтов есть — о-го-го! Вот, к примеру…
Ничего я на это не сказал. А Дэн не промолчал, конечно.
— Ну и как, — говорит, — называется, по-твоему, то, чем ты в космосе с термитами, господи прости, развлекаешься?
Пижон вроде как удивился.
— Ну как… может, гурманство, может, наркоманство… может, интернационализм…
Я только и успел Дэна подтолкнуть под локоть, чтобы он пижону по матушке не объяснил, как этот интернационализм понимает. А пижон прыснул, как пацан, и говорит насмешливо:
— А ты, пошляк, небось вообразил себе невесть что… Да ты посмотри на термитов и посмотри на меня! Что это, по-твоему, любовное приключение, что ли?! Совсем вы тут, на Земле, не соображаете ничего… Как вообще процесс добывания еды может быть… этим самым, а?
— Да легко! — говорит Дэн. — Этак любая скажет…
Я его еле остановил, чтобы он мысль развивать не начал.
— Ладно, — говорю. — Товар погрузили, плату получили, надо отсюда сваливать, а то нас заждались уже. Один момент. По уму хорошо бы проверить качество… чтобы без рекламаций потом…
Пижон улыбнулся сладко, как распоследний рекламный агент, и говорит:
— У нас, милый человек, всё точно, как в Палате Мер и Весов. Термиты не люди, врать деловым партнёрам не обучены. Но если ты хочешь — тогда конечно-конечно, можешь пробовать хоть как, весь товар в твоём распоряжении. Только скажи — я ребят попрошу вам вскрыть упаковку.
— Дэн, — говорю, — надо бы проверить.
А Дэн головой замотал.
— Я партнёрам нашего босса на слово верю, — говорит. — Чего проверять, ещё подумают, что не доверяем им… Обидятся… всё равно, как по матери послать…
Пижон говорит:
— А ты, философ?
Я почесал под ингибитором мыслительных функций.
— Знаешь, что, — говорю, — я вам, пожалуй, на первый раз поверю на слово. Я, в конце концов, не химическая лаборатория, не понимаю ничего в этом… И потом, ведь твои термиты моему боссу теперь постоянные торговые партнёры? Чего нам друг к другу цепляться, действительно…
Пижон сделал умильную мину. Раскланялись, разошлись.
Сидим в кабине фуры, смотрим, как термиты коробки с туалетной бумагой в звездолёт затаскивают. Ждём, пока нас продезинфицируют и карантинный выезд откроют.
Дэн говорит:
— Нет, ты мне скажи, по-твоему, этот типчик — наркоман всё-таки или извращенец? А?
Хороший вопрос.