Именно сюда Лону Келвин привезли шесть месяцев назад когда она пыталась покончить с собой. К тому времени большинство кактусов уже отцвели. Сейчас она снова попадала не в сезон цветения, явившись месяца на три раньше; в прошлый раз на те же три месяца она опоздала. Ну никак ей правильно не подгадать свои саморазрушительные импульсы.
Над ее койкой стояли врачи и разговаривали так, словно бы Лоны тут вовсе и не было.
— На этот раз вообще все проще простого; ни костей сращивать, ничего — только пересадить легкие.
— Пока она не удумает что-нибудь новенькое.
— Это уж не моя забота. Пусть пошлют ее на психотерапию. Моя задача — восстановить покалеченное тело.
— На этот раз даже не покалеченное. Просто слегка попорченное.
— Рано или поздно она добьется своего. Если уж человек решился на самоубийство, его ничто не остановит. Есть же всякие серьезные машинки — ядерный конвертор, например. Или просто спрыгнуть этажа с девяностого. Не можем же мы восстановить до исходного вида бесформенный комок.
— А ты не боишься, что она последует твоему совету?
— Во-первых, не факт, что она вообще слушает. А во-вторых, это вполне может прийти ей в голову и без посторонней помощи — если серьезно задуматься.
— В этом что-то есть. Может, она стремится вовсе не к самоубийству, а к саморекламе.
— Согласен. Вторая попытка покончить с собой за последние полгода, и опять халтурная, хотя достаточно было просто открыть окно и…
— Что там у нас с альвеолами?
— Не так уж плохо.
— Давление?
— Поднимается. Адренокортикальный ток уже меньше. Дыхание чаще. Она выкарабкивается.
— Дня через три она уже будет на ногах. Гулять по пустыне.
— Ей нужен отдых. И хороший уход. Какого черта ей сдалось кончать с собой?
— Понятия не имею. На первый взгляд, мрачная метафизика не для нее.
— Страх и трепет. Отвращение к жизни.
— А еще говорят, что преступить черту — это удел более сложных натур…
Они отошли от койки; голоса стали удаляться и затихли. За все время разговора Лона так и не открыла глаз. Интересно, сколько человек стояли над ней? Скорее всего, трое — так ей казалось. Но их голоса были так похожи… И ведь они даже не спорили — просто громоздили одну реплику на другую и тщательно промазывали стыки раствором. Зачем вообще утруждать себя, возиться с ней, если все равно они ее ни в грош не ставят?
На этот раз она была уверена, что умрет.
Способов свести счеты с жизнью бесчисленное множество. Лона была достаточно сообразительна, чтобы понимать, какие сработают наверняка, но не позволяла себе даже думать о них; ее страшила не собственно смерть, а то, что может встретиться по пути. В прошлый раз она бросилась под грузовик. Не на автостраде, где колеса мчащихся со скоростью сто пятьдесят миль в час трейлеров в мгновение ока размололи бы ее в фарш, а на городской улице — где ее скрутило, перекувырнуло и с переломанными костями отбросило на тротуар. Кости срастили за месяц так, что даже шрамов не осталось.
А вчера… казалось, это так просто — спуститься к люку мусоросжигателя, проигнорировать все заботливо перечисленные на крышке правила безопасности, просунуть голову внутрь и полной грудью вдохнуть едкого газа…
Горло, легкие и лихорадочно бьющееся сердце должны были выгореть дотла. За какой-нибудь час. Но уже через несколько минут извивающуюся в конвульсиях Лону подняли с холодного пола. Залили в горло какой-то нейтрализатор, положили на носилки и запихнули в белую машину. Больница скорой помощи, потом клиника, в тысяче миль от дома.