— Расскажи мне, как это было. — Она потянула его за руку, и они присели на краешек кровати. — Как вы попались к ним в лапы. Как они обращались с вами. Я должна знать!..
— Обычная посадка, — начал Беррис. — Стандартная процедура первого контакта. Вполне приличная планета: сплошная пустыня — дать ей побольше времени и будет вылитый Марс. Через два миллиона лет. А по состоянию на сейчас, это что-то среднее между Аризоной и Гоби с хорошей примесью Сахары. Мы первый раз увидели их. Они первый раз увидели нас.
Глазные мембраны его плотно сомкнулись со щелчком. Он ощутил обжигающий порыв ветра. Он увидел серые силуэты похожих на кактусы змеевидных растений, колючие ряды их тянулись по песку на сотни метров. К нему снова приближались странные пескоходы аборигенов.
— Они были очень вежливы с нами. К ним раньше не раз прилетали разные расы, и они очень хороши усвоили процедуру первого контакта. Сами они в космос не летали… но только потому, что это их не интересовало. Они знали несколько языков. Малкондотто мог разговаривать с ними. Он у нас был полиглот. В числе прочих, он знал наречие системы Сириуса, а оттуда, оказывается, когда-то прилетали на Манипул. Они вели себя приветливо, но отстраненно… совершенно чуждо. Они увезли нас от корабля.
Над головой — потолок, из которого растут какие-то твари. Не то, чтобы низко организованные, не какой-нибудь там термолюминесцентный мох. Самые натуральные позвоночные растут прямо из сводчатого потолка.
Кадки, в которых бродит сусло, а в нем копошится какая-то живность. Крошечные розовые вилочки-двузубцы с безостановочно молотящими воздух ножками.
— Странное место, — произнес Беррис. — Но довольно уютное. Они вежливо отвечали на наши вопросы, сами тоже о чем-то спрашивали. Мы отвечали. Мы все записывали. Через какое-то время до нас дошло, что мы в заключении.
Глаза Элизы блестели. Она, не отрываясь, смотрела Беррису в рот, ловила каждое слово.
— Передовая научная культура. Может быть, даже постнаучная. По крайней мере, постиндустриальная точно. Малкондотто казалось, что всю энергию они получают термоядерным синтезом, но это были только догадки. А на третий или четвертый день мы уже не могли ничего проверить.
Ей это вовсе не интересно, внезапно осознал Беррис. Слова влетают в одно ухо и со свистом вылетают из другого. Зачем тогда было приходить? Зачем расспрашивать? Казалось бы, эта история, перекроившая — в самом буквальном смысле — его судьбу, должна интересовать ее; но она сидит, смотрит на него своими большими глазами и не слышит ни слова. Он мрачно оскалился. Дверь заперта. Но нет, она не уйдет. И взором молнию метнул и молвил Мореход[22].
— На шестой день они явились к нам и увели Марко.
Наконец какая-то реакция. Дрожь. Трещина в гладкой холодной стене.
— Больше мы его не видели. Но мы сразу почувствовали, что с ним… собирались сделать что-то плохое. Марко ощутил это первым. У него была потрясающе развитая интуиция.
— Да-да, это у него было. Дар предчувствия.
— Его увели. Мы с Малкондотто остались одни. Сидели и строили домыслы. Прошло несколько дней. Потом они явились за Малкондотто. Марко мы больше не видели. Малкондотто успел поговорить с ними, прежде чем его увели. Он узнал, что с Марко… проводили эксперимент. Неудачный. И сразу похоронили где-то в пустыне, даже не дав нам проститься с ним. Потом они принялись за Малкондотто.
Она опять не слушает, понял Беррис. Ей нет до этого ни малейшего дела. Крохотная искорка интереса, когда я рассказывал о том, как умер Марко. И снова… nulla[23].
Но ей ничего не остается, кроме как сидеть и слушать.
— Потянулись дни. Потом явились за мной. Они показали мне Малкондотто. Мертвого. Он выглядел… примерно, как я сейчас. Совершенно не по-человечески. Жутко. Я не понимал, что они пытаются сказать мне. Монотонное гудение, торопливый скрежет. Наверное, так разговаривали бы кактусы, обрети они вдруг дар речи. Потом меня вернули в… камеру и промариновали еще немного. Похоже, они пересматривали свой эксперимент, пытаясь понять, в чем ошиблись, какой орган нельзя трогать. Я ждал миллион лет, пока они вернутся. Они вернулись. Растянули меня на операционном столе. Результат налицо.
— Я люблю тебя, — сказала Элиза.
— ?
— Миннер, я хочу тебя. Я вся горю.
— Лететь домой было очень одиноко. Они отвезли меня назад к кораблю. Я по-прежнему мог управляться с приборами… главное было привыкнуть. Постоперационная реабилитация была очень короткой. Потом они направили наш… мой… корабль к Солнечной системе. Весь полет я прескверно себя чувствовал.