— Да.
— Бедный молодой человек. Он так нуждается в помощи… А что вы думаете об его даре?
— Мы с вами договаривались, — произнесла Лона, — я позабочусь о Беррисе, вы устраиваете так, чтобы мне отдали детей. Я не хочу говорить о Меланжио.
— Вы разругались с Беррисом раньше, чем я ожидал, — произнес Чок. — Что касается ваших детей, то я утряс еще не все формальности…
— Но вы сумеете все устроить?
— Лона, такие дела быстро не делаются. Даже у меня возникли некоторые проблемы. Может быть, пока идут переговоры, вы окажете мне небольшую услугу? Помогите Меланжио — так же, как вы помогли Беррису. Окажись тем светлым лучиком, что рассеет мрак его безрадостных дней. Я хотел бы видеть вас двоих вместе. С вашим-то материнским теплом…
— Это все обман? — неожиданно перебила она. — Вы собираетесь всю жизнь играть со мной! Хотите, чтобы я нянчила одного зомби за другим! Сначала Беррис, потом Меланжио, кто следующий? Нет-нет. Мы договаривались. Отдайте мне моих детей. Отдайте мне моих детей.
Акустические фильтры с трудом справлялись с ее визгом. Такого Чок явно не ожидал. Казалось, такой всплеск эмоций одновременно и раздражает, и радует его. Тело его начало раздуваться вширь, пока не стало весить миллион фунтов.
— Вы надули меня, — произнесла Лона уже спокойней. — Вы с самого начала никого не собирались мне отдавать.
И она бросилась на Чока, целясь длинными ногтями в жирное лицо чтобы разодрать его до сырого мяса.
В то же мгновение с потолка упал экран из тонкой золотистой сетки. Лону с размаху отбросило назад: Чок был надежно защищен.
Николаиди, д’Амор схватили ее за руки. Она стала лягаться.
— Нервный срыв, — произнес Чок. — Дайте ей успокоительного.
Что-то укололо ее в левое бедро. Она обмякла и затихла.
XXVIII
ОПЛАКИВАТЬ? КАК МНЕ ОПЛАКИВАТЬ?
Титан начинал утомлять его. После отлета Лоны ледяная луна стала для него, как наркотик. Но теперь Беррис чувствовал, что сам превращается в лед. Все, что мог Аудад сказать… или сделать… или раздобыть — все создавало внутри только мертвящую пустоту и подогревало желание убраться с Титана как можно быстрее.
Рядом с ним нагишом лежала Элиза. Высоко над головой неподвижным каскадом срывался с утеса Ледяной Водопад. Беррис взял в отеле напрокат двухместные мотонарты и вдвоем с Элизой отправился к устью гигантского ледника, заниматься любовью в сиянии замерзшего аммиака, отражающего свет Сатурна.
— Миннер, тебе не нравится, что я сюда прилетела?
— Нет. — С ней он мог быть до конца откровенным.
— Все еще скучаешь по ней? Зачем она тебе?
— Я сделал ей больно. Ни за что, ни про что.
— А она тебе.
— Я не хочу говорить о ней с тобой. — Он приподнялся на сиденьи и положил ладони на пульт управления. Элиза, поерзав, уселась рядом и прижалась к нему. В этом странном свете ее кожа отблескивала сверхъестественной белизной. Неужели в мягком белом монолите может течь кровь? Элиза казалась бледной как смерть. Беррис включил зажигание, и мотонарты плавно заскользили вдоль края ледника, удаляясь от купола. Тут и там виднелись озерца жидкого метана.
— Элиза, — произнес Беррис, — ты не станешь возражать, если я откину колпак?
— Мы же умрем. — Ни нотки беспокойства в голосе.
— Ты умрешь. Насчет себя я не уверен. Откуда я знаю, а вдруг я умею дышать метаном?
— Вряд ли. — Она томно потянулась. — Куда ты едешь?
— Никуда. Просто так.
— А тут не опасно? Вдруг мы провалимся под лед?
— Значит, мы умрем. И на нас снизойдет вечный покой.
Левая передняя лыжа зацепила тоненькую корку свежего льда. Мотонарты слегка вздрогнули, Элиза тоже. Своим обостренным зрением Беррис лениво наблюдал, как дрожь мелкой рябью распространяется по всем складкам белой плоти. Элизу откуда-то извлек Аудад, как фокусник из цилиндра. С роскошностью форм у нее, спору нет, все в порядке, а вот с душой… Интересно, понимал ли бедняга Пролиссе, какая женушка ему досталась?
Она прикоснулась к Беррису. Она все время трогала его кожу; можно было подумать, эта неестественная гладкость доставляет ей особенное наслаждение.
— Я хочу тебя, — произнесла она.
— Не сейчас. Скажи, Элиза, что ты во мне нашла? Во Вселенной полно мужчин, с которыми тебе было бы хорошо в постели. Чем таким особенным я тебя привлекаю?
— Тем, что с тобой сделали на Манипуле.
— Ты любишь меня за мое уродство?
— Я люблю тебя за то, что ты не такой, как все.
— А как насчет слепых? Одноглазых? Горбатых? Безносых?