— В этом мире нет для нас места, — произнес Беррис.
— Этот мир только и может, что пытаться сожрать нас. Как, например, Чок.
— С Чоком мы справились. Но не можем же мы справиться с целым миром.
— Куда же нам деваться?
Беррис поднял глаза к небу.
— Полетели со мной на Манипул. Как раз успеем к демонам на воскресное чаепитие.
— Ты серьезно?
— Да. Ты полетишь со мной?
— Да.
Они направились к машине.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.
— Очень устала. Еле передвигаю ноги. Но я чувствую себя живой. Живее с каждым шагом. Миннер, первый раз в жизни я по-настоящему чувствую, что я — живая.
— И я.
— А твое тело… тебе все так же больно?
— Мне нравится мое тело, — ответил он.
— Несмотря на боль?
— Благодаря боли. Боль говорит мне о том, что я жив. О том, что я умею чувствовать. — Он повернулся к Лоне и взял у нее кактус. Облака разошлись, и в свете звезд блеснули колючки. — Подумай только, Лона, как это важно — чувствовать; даже если ты чувствуешь боль, это значит, что ты жива.
Он отломил от кактуса крошечный отросток и прижал к предплечью Лоны. Колючки вошли глубоко под кожу. Лона дернулась и прикусила губу. На руке выступили капельки крови. Лона отломала от кактуса еще один отросток и прижала к предплечью Берриса. С трудом, но в конце концов иголки все-таки проткнули неестественно гладкую блестящую кожу. Стала сочиться кровь, и Беррис улыбнулся. Он коснулся губами ее предплечья, окрашенного кровью; она поцеловала его предплечье и почувствовал на губах солоноватый вкус.
— У нас идет кровь, — произнесла Лона. — Мы чувствуем. Мы живем.
— Боль — наш учитель, — отозвался Беррис, и они ускорили шаг.
