Выбрать главу

Каролина тоже подошла к их дружной компании и с трудом улыбнулась. Она считала ошибкой решение Алексея сделать предложение mademoiselle Захаровой, видя, что та хотела казаться неотразимой перед любым, кто посмотрит в её сторону, а уж тем паче перед Игнатьевым. За её брата она идёт лишь из-за корысти. Тем более Алексей должен знать, что прабабушка в Польше уже давно выбрала ему невесту, чего он нашёл в этой dziewczynka prowincjonalne (пл. провинциалке) без роду и племени, да к тому же русской. Она даже не вышла её встречать по приезде, из-за этого поссорившись с братом.

Натали тем временем начала разговор о всяких пустяках. Каролина, решив напомнить Татьяне их прошлую встречу, предложила сыграть какой-нибудь романс. Татьяна, не почувствовав подвоха, с радостью согласилась. На этот раз романс выбрала Каролина, а затем ехидно улыбнулась Татьяне. Алексей вновь занял место перед пианино, укладывая перед собой ноты. Тата, опершись на инструмент, запела низким голосом:

На заре туманной юности

Всей душой любил я милую:

Был у ней в глазах небесный свет,

На лице горел любви огонь.

Что пред ней ты, утро майское?

Ты, дубрава-мать зеленая,

Степь-трава — парча шелковая,

Заря-вечер, ночь-волшебница?..

Хороши вы, когда нет ее,

Когда с вами делишь грусть свою;

А при ней вас хоть бы не было;

С ней зима — весна; ночь — ясный день.

Не забыть мне, как в последний раз

Я сказал ей: «Прости, милая!

Так, знать, Бог велел — расстанемся,

Но когда-нибудь увидимся…

Вмиг огнем лицо все вспыхнуло,

Белым снегом перекрылося,

И рыдая, как безумная,

На груди моей повиснула.

Едва она дошла до последнего куплета, как слезы подступили к глазам. Вспомнился недавний страшный сон. С трудом найдя в себе силы петь дальше, она продолжила:

Не ходи, постой! Дай время мне

Задушить грусть, печаль выплакать:

На тебя, на ясна сокола…

Занялся дух — слово замерло…

Допев до конца, Таня поспешно выбежала из гостиной, не оглядываясь назад. Алексей незамедлительно последовал за не ней, извинившись перед гостями.

Татьяна вошла в первую попавшуюся комнату, стараясь унять сильно бьющееся сердце. Свечи освещали комнату, и Таня с лёгкостью нашла кушетку. Опустившись на неё, закрыла лицо руками. Слёзы навернулись на глаз, но она сдерживала рыдания, которые вырывались наружу.

«Почему всё вокруг напоминает ей о её дурном поступке? Неужели Господь хочет наказать её за проступки, которые она по глупости совершила?» — углубившись в свои мысли, она не заметила как на плечо легла тёплая рука.

Подняв свои очи, она заглянула в тёмные глаза Алексея.

— Алёша, — тихо прошептала, не веря, что он последовал за ней. Тата не знала, отчего столь фамильярно обратилась к нему. К Александру она не смела так обратиться, потому как боялась его, как ни смешно это звучало. Боялась его непредсказуемости, насмешливого взгляда. Алексей же не внушал подобного страха. Она чувствовала, что он не причинит ей вреда, оттого так легко было доверять ему и нежно шептать его имя.

— Отчего вы плачете? — нежно спросил он, вытирая слезинки с её щеки.

Одно простое прикосновение заставило вздрогнуть, столь приятным оно было.

— Я боюсь, — промолвила Таня, понимая, что нужно дать ответ, хотя с трудом могла соображать. Мысли путались, а слова застряли в горле.

Обняв девушку за плечи, Алексей развернул её к себе.

— Никогда не бойтесь, пока я рядом, — обнямая её, Езерский чувствовал, как сильно бьётся её сердце.

Спрятав голову у него на плече, она прошептала:

— Я люблю вас, — так тихо, что Алексей не смог ничего разобрать. Он нашёл её губы и припал к ним в нежном поцелуе. Таня ответила, потому что именно так она могла выразить то, что боялась сказать словами, глядя ему в глаза. Её пальцы запутались в русых кудрях, но она ни за что не хотела отпускать его от себя. Алексей продолжал целовать её, и лишь когда он начал покрывать поцелуями её шею, девушка вздрогнула. Вспомнилась ночь, Игнатьев, и она тут же пришла в себя.

Князь почувствовал её напряжение и тихо выругался.

— Прости меня, я потерял голову, — извинился Езерский отстраняясь. Он понимал, что перед ним невинная барышня, но он всё же не устоял перед чарами этой колдуньи. Татьяна околдовала его, оттого он потерял способность мыслить здраво. Он до смерти перепугал девушку, и теперь она вновь держится отстранено.

Она поспешно поднялась с кушетки и, оправив платье, была готова убежать, куда глаза глядят.

Поймав за руку, он протянул невесту к себе.

— Прости меня, — ласково сказал он, не отпуская её ладонь, заглянув ей в глаза. — Ты прощаешь меня?

Таня вздохнула. Она пыталась убедить себя в том, что Алексей не причинит никакого вреда, но страх сковывал. Игнатьев причинил ей нестерпимую боль, и было страшно вновь ошибиться, ответив на столь чувствительные ласки. Заглянув в тёмные глаза Езерского, она поняла, что он не Александр. Он совсем другой, и никогда не причинит ей вреда.

Она нежно провела рукой по его лицу.

— Я не могу иначе, — улыбнувшись, промолвила Тата.

Езерский крепко прижал её к себе.

— Ты просто ангел, — шептал Алексей, гладя её волосы.

Так они и простояли молча, понимая без слов, что они значат друг для друга.

— Вы должны вернутся одни, — Алексей отстранил девушку.

Таня подошла к высокому зеркалу и неуклюже поправила причёску. Благо она была не затейливой, поэтому не сильно пострадала.

Вернувшись в гостиную, Тата извинилась перед гостями.

— Прошу простить меня, мне сделалась дурно, — виноватая улыбка не покидала уст девушки.

Остаток вечера прошёл без происшествий, давая Тане возможность прийти в себя.

Она обмолвилась о том, что хотелось бы посетить Казанский собор, и Галина Николаевна с радостью согласилась её сопровождать.

Алексей выразил сожаление, что не сможет составить им кампанию, ибо служба требовала его присутствия, но вечер он обязательно проведёт вместе с ними.

Проснувшись на следующие утро, Тата была готова ехать на службу.

Темно-зеленое платье, капор в тон: обновка порадовала, потому что облик скромной красавицы был больше по душе.

Марфа подала темно-зелёный шерстяной барсак, ибо на улице становилось прохладно.

В зеркало девушка смотреться стала реже, да и не видела в том нужды.

Сидя в карете напротив Каролины и Галины Николаевны, Татьяна всё чаще ловила на себе ненавистный взгляд mademoiselle Езерской.

Она не понимала причины, но старалась не подавать виду, что это задевает.

Войдя в храм, Таня перекрестилась и устремила свой взор на образа.

В доме Божьем она нашла тот самый покой, который так долго искала. Пыталась молиться, но слова застряли в горле, и она не знала как ей следует поступить.

До службы она подошла к батюшке и испросилась исповедоваться.

Немолодой батюшка внушил Татьяне доверие, и она решила рассказать ему всё.

Он начал читать молитву: «Се чадо, Христос невидимо стоит, приемля исповедание твое…», а по окончании исповеди возложил край епитрахили на голову Татьяны и прочитал разрешительную молитву. Таня поцеловала Евангелие и крест, лежащие на аналое. После исповеди Татьяна вновь не могла сдержать слов.

Отец Георгий слушал её, не перебивая, пока девушка изливала ему свою душу.

Терпеливо выслушав, батюшка сказал:

— Тщеславие — страшный грех, милая, но еще страшнее зависть и ненависть, которые губят душу человеческую. В тебе нет сего греха, можешь быть покойна. Но то зло, что совершил сей человек, не останется безнаказанным перед Господом.

Татьяна с облегчением вздохнула. С души будто камень сняли, от того стало так легко и покойно.

Выходя из храма, она увидела mademoiselle Борисову. Девушка поспешно поднималась по ступенькам, не замечая Татьяны.

Перед Полин, как ни перед кем другим, Татьяна чувствовала себя виноватой. Она, не видя её души, заранее поставила на ней клеймо, не имея на то причин.

— Полина Игнатьевна, постойте, — окликнула она девушку.

Та подняла свои тёмные глаза и остановилась.