Мадибек попросил:
— Ну-ка, спой нам одну из песен, которые исполнял Сакен.
— Да, да! Ну-ка, давайте, спойте! — поддержали остальные.
Рахимжан доволен.
— Ладно… Сакен любил песню, которую сочинила дочь русского Егора, жившего среди казахов рода Тинали. Песня называется «Дударай». Еще он любил «Зулкию».
Рахимжана попросили спеть «Дударай».
Мария была дочерью Егора. Когда ей исполнилось ровно шестнадцать лет, она влюбилась в казаха Дудара и сочинила эту песню…
— Сакен исполнял именно вот так!.. — сказал он и отбросил домбру.
На другой день Рахимжан, Бауеттен, мой отец — все двинулись в сторону нашего аула. По дороге завернули в аул Сейдуали, родственника Мадибека, внука известного батыра Байкозы. Посидели у него. В юрте горел огонь, кипел казан, Мадибек вел беседу с Сейдуали. Рядом на подставке, нахохлившись, сидел беркут с покалеченной в схватке с чернобурой лисицей лапой. Сейдуали, бледно-желтый, с пожелтевшими зубами, с маленькой остроконечной бородкой, расспрашивал об Акмолинске, о войне, о белых и большевиках.
— Большевики везде побеждают Колчака. Теперь, наверное, и Акмолинск уже взят… — рассказывал Мадибек.
Сейдуали неожиданно затосковал.
— Если большевики возьмут Акмолинск, то, скажи мне, сын того Сейфуллы снова появится? Испорченный он человек и зловредный. Неужели снова появится?!
Мадибек незаметно толкнул мою ногу, предостерегая, но я не выдержал:
— Уважаемый аксакал, в чем же сын Сейфуллы показал свою зловредность и испорченность?
Сейдуали встрепенулся, указывая на меня, спросил Мадибека:
— Кто это?
— Я из рода Тока… родственник Сакена, сына Сейфуллы.
— Если ты родственник, то должен знать, почему он зловреден. Когда он был в главных, он выгнал из Акмолинского комитета своего близкого родственника аксакала Битабара… Как же он не зловреден, если за один день развел с мужьями сразу восемнадцать женщин? Он не молится богу и утверждает, что пророк Магомет такой же человек, как и все люди!
Мы уехали, не сказав Сейдуали, кто я такой.
— Он тебе высказал все это потому, что не узнал тебя, — смеясь заметил Мадибек.
Ну и хорошо, что не узнал!
В ГОЛОДНОЙ СТЕПИ
Понемногу, редея, кончились зеленые степи Сары-Арки. Постепенно исчез густой ковыль. Появилась серая полынь, низкорослый, серенький колючий кокпек, засохшие кустики боялыча. Возвышенности каменистые, впадины голые, солончаковые… Ни единой живой души…
Мы медленно движемся по этому серому морю. На десяти верблюдах навьючено четыре юрты с утварью. Жена хозяина аула верхом на лошади ведет за собой караван. На верблюдах сидят, завернувшись в худые халаты, старухи и ребятишки. По серым волнам безмолвной пустыни цепочкой, мерно раскачиваясь, идет одинокий караван. Он похож на стадо гусей, плывущее по бескрайнему в серых барашках морю. Рядом с верблюдами едут верхом на лошадях три женщины. То забегая вперед, то отставая, носятся возле каравана четыре собаки. Подгоняя косяк лошадей, едет хозяин аула со своим малышом. Вслед за косяком лошадей гонит отару овец на трехлетке белолицый мальчуган в рваном чекмене и шубе. Впереди каравана едем мы с Мадибеком и пять-шесть всадников.
Ни единой живой души… Нет конца-краю Голодной степи. Сегодня одно и то же, и завтра будет то же самое и послезавтра…