— Разделитесь на две группы и располагайтесь! Мы разделились по вагонам. В них неуютно, холодно, стены тонкие, в щели задувает ветер. Расселись мы на нарах, плотно прижались друг к другу. Посреди вагона чугунная печка. Окон нет. Единственное отверстие прикрыто снаружи ставнем. Со скрипом закрыли дверь на засов, поставили у вагонов часовых, а остальные молодчики из конвоя разошлись.
Настроение у нас подавленное. Вскоре опять появились солдаты.
— Получайте хлеб!
Выдали по две буханки хлеба нашему вагону и соседнему, разрешили сходить за кипятком. Вручив вёдра, конвоиры предупреждают:
— Запомните раз и навсегда! Если кто вздумает бежать, получит пулю на месте!
Скоро принесли кипяток. Один из товарищей зажёг огарок свечи. При её слабом пламени мы пили «чай», стараясь хоть немного согреться.
От нашего дыхания железные шляпки гвоздей и болтов по стенам вагона покрылись инеем.
Семь месяцев отсидели мы в акмолинской тюрьме с июня 1818 года по январь 1919. Два месяца — в кандалах. И всё это время терпели издевательства начальников и надзирателей, ждали смерти каждый день. Наконец 5 января 1919 года погнали нас в Петропавловск за 500 вёрст. Терпели и лютый мороз, и голод, и побои. Каждый думал, что в конце пути ждёт его какая-то определённость. Это утешало.
После тринадцати дней[64] пути лагерь в Петропавловске.
А теперь загнали нас в тёмные холодные вагоны, и куда повезут — неизвестно. Когда же наступит конец нашим мучениям? Кому из нас суждено увидеть светлый день? Говорят, что повезут нас в Омск, там будет суд. Что за суд — никто не знает. Пусть будет любой, лишь бы скорее… Кое-как мы расстелили на нарах свои пожитки и легли спать.
Ночью наши вагоны долго гоняли по путям, видимо, не зная, к какому составу прицепить.
После восьмимесячного заточения мы впервые услышали шум людного вокзала, оглушающие паровозные гудки, свистки и голоса кондукторов. Эти звуки казались нам непривычными, новыми, как будто принадлежали какому-то другому миру. А мы сидим в тёмных холодных вагонах и чувствуем себя словно на том свете.
Наконец вагон прицепили к составу, и паровоз ринулся вперёд, рассекая ночную мглу.
Куда повезли? Зачем?.. Вези, вези… Только скорее!
Вагон скрипит и раскачивается, колёса стучат на стыках рельсов.
Подъехали к Омску. Наши вагоны загнали в железнодорожный тупик.
Через щели проникали тончайшими золотыми нитями лучи солнца. Такой светлой зари мы не видели долго. Как будто перед нами засветилась надежда.
Перочинным ножом мы счистили иней со щелей между досками, и лучи солнца ринулись в вагон. Мы стали различать лица друг друга. Наши глаза давно привыкли к полумраку.
Голод давал о себе знать. Мы уговорили караульных проводить кого-нибудь из нас за кипятком. Попросили дров, затопили печь. В вагоне потеплело. Чугунная печка раскалилась докрасна. Промёрзшие за дорогу арестанты заметно повеселели.
Принесли кипяток, получили хлеб. Паёк теперь нам урезали. Если раньше хлеб выдавали раз в день, то теперь стали выдавать через день.
Сидим возле раскалённой печки, греемся, жуём хлеб, запивая кипятком.
От печного тепла иней на железных болтах начал таять, и по вагонным стенам словно потекли слёзы. А на улице мороз, настоящий, сибирский. Издалека слышится звонкое похрустывание снега, скрежет колёс, раздольные гудки паровоза.
К вечеру снова сходили за кипятком. Упросили караульных сходить в город и продать кое-что из наших мелких вещей. На выручку попросили купить нам хлеба, табака, бумаги, конвертов и марок. Просьбу они нашу выполнили и даже принесли сдачу.
Зашли как-то в вагон старшие конвоиры. Они сопровождали нас из Акмолинска. И по дороге выпрашивали у нас добротную и тёплую одежду, охотились за сапогами, тымаками, бешметами. У одних успели выманить ещё в пути, а другие обещали отдать по приезде в Омск. Вот они и пришли за обещанным.
Мне пришлось отдать новый лисий тымак, а взамен получить вязаную английскую ушанку. Теперь моё одеяние стало таким: английская шапка, казахский купи[65], под ним шерстяной бешмет с хорьковой подкладкой, затем тужурка из чёрного сукна с жёлтыми семинарскими пуговицами, штаны из овечьей шкуры, под ними русские шаровары, на ногах казахские сапоги.
Закончив обмен, мы спросили у конвоиров, что теперь с нами сделают дальше?
— А что могут сделать? Расследуют да отпустят, — беспечно ответила охрана.
— Опять в тюрьму загонят?
64
Здесь у автора ошибка, на самом деле восемнадцать дней, как сказано выше, т.е. с 5 по 23 января.