От таких вестей мы воспряли духом. Каждый стремился высказать свои соображения. Теперь мы твёрдо знали, что Уфа и Оренбург в руках большевиков. Снова растопили печку, и при свете её каждый из нас попеременно читал газету. Делились мнениями до поздней ночи.
Вокруг, не умолкая, двигались поезда, шумел вокзал.
Когда перевалило за полночь, мы закутались потеплее и заснули. Тёмный вагон стал похож на кованый сундук, набитый безмолвными вещами.
С наступлением зари в вагоне чуть-чуть посветлело. В каждую щель дуло. Стены стали полосатыми от белого инея. У тех, кто спал у стены, попримёрзла одежда.
Поднялись, стуча зубами от холода. Печку топить нечем. Долго ждали, пока наконец появились конвоиры для очередной проверки.
На этот раз в вагон вошли вперемежку со старыми незнакомые нам новенькие солдаты. Они скопом втиснулись в вагон и с любопытством на нас уставились. Пересчитав нас, прежний начальник конвоя передал каждого поимённо своему преемнику, а тот в свою очередь пересчитывал нас и записывал фамилии. Затем они направились во второй вагон с той же целью, а потом в третий, где размещался старый конвой. Так нас передали в руки нового конвоя.
Новый конвой повёл себя несколько иначе — открыли двери обоих вагонов и разрешили нам выйти на прогулку. Мы кое-как наскоро умылись, сходили за кипятком, за хлебом.
Новые караульные, совсем молодые ребята, показались нам подобрее прежних, хотя и они, судя по одежде, были из отряда атамана Анненкова. Большинство из них оказались учащимися, в отряд Анненкова вступили добровольно.
— А прежние конвоиры вернутся? — поинтересовались мы.
— Нет, теперь только мы будем охранять вас, — последовал ответ.
Потянулись дни за днями в унылом леденящем вагоне. Хлеб нам выдавали через день и не больше одного фунта на человека. Пока у нас были личные вещи, мы их продавали, на вырученные гроши покупали хлеб и делили поровну между собой. Выпросив у солдат дров, топили печку. Со стенок начинала капать вода, образуя на полу грязную лужу. Потом тепло улетучивалось, и лужа мгновенно замерзала. Затем снова оттаивала, снова капало со стен, и лужа становилась всё больше, намерзая на полу толстой наледью. Наконец мы догадались просверлить в полу в двух местах дыры для стока талой воды.
Иногда днём погреться у тёплой печи к нам заходили часовые. По нашей просьбе они оставляли дверь чуть-чуть приоткрытой, чтобы в вагон заглянуло солнце. Греясь у печки, молодой солдат волей-неволей должен был отвечать на наши вопросы, а мы в первую очередь старались заговорить о политике.
Однажды как бы между прочим я спросил:
— Какое сейчас в России правительство?
— Там, где разогнали большевиков, образовано народное правительство, — ответил часовой.
— А куда девались большевики?
— Большевики?.. В России!
— А что это за народное правительство? Республика?
— Временное правительство называется.
— А как же адмирал Колчак?
— Колчак — верховный правитель. Он временный. Но как только он разобьёт большевиков, сразу будет созвано Всероссийское национальное собрание, и вот это самое собрание будет решать, какое должно быть у нас правительство.
Я долго беседовал с этим часовым. До службы он учился в Омском среднем сельскохозяйственном училище. В отряд Анненкова вступил добровольно.
— А что, по вашему мнению, лучше республика или царская власть? — спросил я.
— Конечно, республика! — ответил он.
— Сейчас верховный правитель — Колчак. Значит правительство — это его диктатура. А вдруг он завоюет всю Россию? Тогда какое будет правительство?
— Я говорю, тогда вопрос о правительстве будет решать национальное собрание.
— Ну и как вы думаете, что оно выберет?
— Какое правительство понравится национальному собранию, значит, тому и быть, — неуверенно отвечал солдат.
— Вы сейчас говорили, что там, где нет большевиков, образовано народное правительство. Но разве оно может быть народным, если управляет один Колчак?
— Со временем оно станет народным! Народ выступит на собрании и предложит своё!
— Всё дело в том, что на собрание народ не попадёт. Там не место для простых людей. В нём будут участвовать адмиралы, генералы, высшие офицеры, дворяне, интеллигенты, баи. Они будут защищать свои интересы. Им выгодно держать народ в узде, — решительно высказался я.
Товарищи, видя, что я слишком увлёкся, начали мне подавать знаки, мол, остынь, успокойся.