…Она утешает сама себя, потому что никто не проявляет участия в судьбе бедной девушки, никто не обращает внимания на её слёзы.
А земля и небо молчат. Небо и земля — глухи…
Я рассказал об одном из вечеров, который мне запомнился.
Вскоре разнеслась весть, что в соседние аулы прибыли волостной управитель и пристав.
Хотя во время колчаковщины и правления алаш милицию все величали «начальником», но в окрестностях Баяна звали по-старому «приставом».
«Зачем приехали? По сбору чего?»— встревожился аул Балабая. Оказалось, что для нужд фронта с каждого аула требуется по одной лошади, по одной телеге, по одной кошме и по одному жигиту.
Вслед за этой вестью пришла и другая весть: Пригодного коня с телегой забирают насильно. Жесток и волостной и пристав. Волостной — один из потомков Чермана, из рода Каржас.
У Балабая имелась одна сносная телега и пять хороших жеребцов. Самый лучший из них — беговой тёмно-рыжий жеребец с белой отметиной на лбу. Сыновья Балабая говорили, что волостной Черманов залюбовался им ещё тогда, когда жеребцу было всего два года от роду. В 1916 году, когда казахскую молодёжь забирали на тыловые работы, на скачках этот тёмно-рыжий двухлеток получил приз. После скачек волостной Черманов освободил двух сыновей Балабая от тыловых работ и за это забрал призового жеребца с отметиной. После свержения русского царя сыновья Балабая сами забрали жеребца обратно. Теперь, при власти Колчака и алаш-орды, тот же Черманов снова стал волостным. Усердствуя по сбору помощи войскам алаш-орды, он притеснял народ так, что у того хрустели кости. Было ясно, что Балабаю он не простит угона призового жеребца, своего любимца.
Аул переполошился. Мукай обратился ко мне за советом. Я предложил свой план — в крутом овраге спрятаться вместе с телегой и лучшими жеребцами из табуна.
Захватив с собой кислого молока, кумыса и творога, мы с одним из жигитов Балабая уехали из аула. Подо мной тёмно-рыжий жеребец с отметиной, других коней мы вели за собой в поводу. Мы договорились — когда волостной уедет из аула, нам должны сообщить об этом, причём вестовой сначала должен подняться на возвышенное место, чтобы мы смогли его заметить издали.
Мы поселились на оставленной зимовке в горах, кормили сеном лошадей, днём и ночью зорко их караулили. Днём, раздевшись до пояса, мы с жигитом подставляли своё тело тёплым лучам солнца. Я рассказываю весёлые истории, мой слушатель смеется:
— Эй, Дуйсемби, ты очень забавный человек!
Мы спасли от волостного коней и телеги. Больше месяца я пробыл в ауле Балабая.
Когда днём дочь Балабая доила кобыл, я держал жеребят. В пору весны я досыта насмотрелся и налюбовался беспечной жизнью жеребят, резвящихся под лучами тёплого солнца на зелёной лужайке…
Куцый гнедой жеребец Мукая, наконец, поправился. Началось лето.
Пришёл день, когда Мукай запряг своего гнедого. В телегу постелили старую узорчатую кошомку. Я сел на место кучера, а Мукай в роли хозяина уселся сзади, на почётное место в телеге.
Мы распростились с гостеприимным аулом Балабая и поехали. Обноски своей зимней одежды я оставил в доме Мукая. У Ильяса я сменил ушанку на тымак из серой мерлушки. Отдал Ракишу, сыну Ильяса, свою суконную тужурку, надев взамен залатанный бешмет. Жене Мукая я отдал свой хорьковый полушубок, а взамен надел поношенный халат из дешёвой материи.