Я не слышал кобыза Ыкласа, но рассказ Ашая сильно на меня подействовал. Я представил скромный аул из четырёх-пяти юрт в долине Чу, в густом дремучем камыше… Голодную степь окутала ночь. Над рекой светят далекие звёзды. Высокий дремучий камыш окружил юрты. Дует лёгкий ветерок, качается, шелестит камыш и тихим шумом своим вторит рыдающему кобызу Ыкласа. Кругом чёрная ночь, полная бед и страданий. Ночь времён кровавого царизма.
Долго стоял перед моим взором образ угнетённого, глубоко чувствующего народную скорбь Ыкласа…
Домой через Туркестан
Немало конокрадов Арки гоняются за аулами, откочевавшими на Чу, чтобы угнать лошадей. Но в свою очередь «чуйские» конокрады ежедневно пригоняют лошадей из Арки.
В один прекрасный день конокрады не оставили и меня без внимания — увели моего единственного рыжего коня.
Весь скот смежных пяти аулов остался цел. Вор выбрал себе лишь моего коня. Я подумал, что конокрад для того, чтобы похитить одного коня, не станет ехать за ним издалека. Возможно, мы виделись с ним каждый день. Коня мог украсть один из людей здешних аулов.
Казахи — мастера уводить скот и не менее искусно они находят украденное. Выяснилось, что в тот день рыскал возле аула и такой-то вор. Но мне, одинокому беглецу, трудно было найти людей, которые отправились бы искать мою единственную лошадь. Конечно, вор в ту же ночь прирезал коня. Теперь ищи ветра в поле. Каждый аул, состоящий из трёх-четырёх юрт, ворует сообща. Кто же выдаст своих? Люди из чужих аулов прирезанного коня не увидят, ибо расстояние между аулами большое. В такой местности трудно найти человека, укравшего коня, но ещё труднее найти здесь человека не ворующего. Стоит ли в таких аулах искать украденное!?
Мы пробовали поговорить с теми ворами, которые рыскали в ту ночь возле аула, но те, конечно, наотрез отказались. Эти пройдохи могли нарочно распространять ложные слухи, чтобы отвлечь внимание.
Итак, перед самым выездом в Туркестан я остался без моего единственного коня…
Я выпросил у Орынбая на время тощего трёхлетка, пригласил с собой крепкого жигита, и мы отправились в аул нашего богатого родственника Магжана. Этот аул раньше стоял по соседству с аулами рода Таракты, относился к волости Тама.
К закату солнца мы прибыли в богатый аул Жумадильды — старшего сына Магжана. Нас приняли в большом чёрном шалаше, куда пришёл и Жумадильда. Поздоровались, познакомились. Приехали мы неудачно, в день большого горя — как раз в этот день была получена весть о смерти самого Магжана. Весь аул был в трауре, и мы подумали, что здесь не смогут удовлетворить нашу просьбу. Но Жумадильда по случаю смерти отца не валялся дома в большой печали, а пришёл и беседовал с нами. В чёрный шалаш занесли громадные саксаулины и растопили жаркий костёр.
К вечеру стало холоднее, поднялся ветер, пошёл снег, начался буран. Он не особенно нас тревожил, поскольку в шалаше горел огонь.
На большом берёзовом блюде подали вареное жирное мясо, накрытое замасленным полотенцем. Мясо отменное — жирная конская колбаса, жирные почки, изумительная субе[91], жирная жанбас[92]. Сам Жумадильда ел вместе с нами. После обильного угощения мы легли спать.
Утром, когда я проснулся, у меня ломило голову, будто волосы кто-то собрал в один сильный кулак и стянул их на макушке. Ночью через щели в шалаш проникал снег и таял на моих волосах, а к утру обледенел. Пришлось мне держать голову над огнём.
После чаепития Жумадильда отвёл меня в сторонку и спросил:
— Есть ли у тебя какая-нибудь просьба ко мне?
Я напрямик сказал, что мне крайне необходим конь.
— Хорошо, — сказал Жумадильда без лишних слов и пошёл в свою юрту.
Вскоре мой товарищ, вошёл в шалаш и с улыбкой сказал мне:
— Идём, лошадь уже готова!
На улице я увидел мою хромую трёхлетку в недоуздке, а рядом осёдланного красивого рыжего коня.
Трещал звонкий мороз. Земля была устлана снегом. Рыжий конь подо мною бежит, словно степной сайгак. Круп точеный, как у зайца, грива шелковая, глаза ясные, тёмные и большие — красивый конь.