Мне захотелось послушать какой-нибудь кюй.
Мальчик взял в руки гармонь и начал играть заунывную и печальную мелодию. Льются звуки, то дрожаще-нежные, то громко рыдающие, порывисто всхлипывающие. Мы молча сидели с хозяйкой, поглощённые музыкой. Душа словно оттаяла, размякла. Я вижу, что женщина начинает вытирать рукавом слёзы. Печаль захватила и моё сердце, но я стараюсь сдержаться, терплю. Печальный, плачущий кюй уводит за собой, не выпускает из грустного плена. Я не выдержал, заплакал и, выскочив на улицу, пошёл к себе.
Когда наша земля попала в такую беду? Почему мы не смогли оказаться рядом с народом и не облегчили его участи? От сознания бессилья сердце обливается кровью.
Назавтра прибыл из Акмолинска нарочный к приставу с приказом доставить захваченных караванщиков в Акмолинск.
Я решил последовать за караванщиками, узнать, что их ждёт в городе и, если удастся, помочь.
Приезжаю в Акмолинск. Подошла пора уже ехать по назначению в аульную Буглинскую школу, но я не решаюсь, брожу по городу в предчувствии новых важных событий.
Караванщиков упрятали в холодный подвал. Я купил барана, заколол его и ношу караванщикам передачи — мясо и хлеб.
А в степь идут и идут царские войска. Городские тюрьмы переполнены казахами, захваченными в плен во время набегов на аулы. Многие безвинные расстреляны без суда и следствия. Аулы разоряют, скот угоняют, жигитов убивают, девушек насилуют. Нескольких новоявленных «ханов» упрятали в тюрьму. Арестован хаджи Альсен и двое сыновей Чона. А из степи привозят и привозят новых пленников и «преступников». Начали загонять их в подвалы каменных домов. Поступают слухи, что «зачинщиков бунта» тюремные надзиратели избивают каждый день. Беспрестанно учиняют допросы «ханам» и тоже избивают их, несмотря на высокое звание. Хаджи Альсена забили в тюрьме до смерти.
Расположенные вблизи города аулы, не успевшие откочевать, согласились отдать своих жигитов в солдаты. Старшин из этих аулов вызвали в город к начальству.
В русских посёлках появилось множество ценных украшений и дорогой утвари, награбленной в казахских аулах. В самом Акмолинске в эти дни вдруг появилось множество ковров, кошм, самоваров, тазов, меховых шуб, серебряных седел, сбруи, серебряных браслетов, колец и других драгоценностей.
В аулы рода Тинали, где, по слухам, собралось пятнадцатитысячное войско повстанцев, двинулись солдаты на автомобилях.
За аулом Чона, в урочище Карагаш, располагался аул Конек, где жили казахи рода Тока, близкого нам. Волостным здесь был Омар, прозванный Такыром (Голым) за то, что у него было мало скота по сравнению со здешними баями. Однажды в ауле Такыр-Омара появились семеро солдат во главе с унтер-офицером. Омар обманом заманил их в свой дом и здесь прикончил всех семерых вместе с унтер-офицером…
В роде Канжыгалы волостной Олжабай сам повёл войска на те аулы, которые не поддержали Олжабая во время выборов волостного. Солдаты сжигали зимовки и расстреливали невинных людей. Началось повальное бегство в глухие, малоизведанные углы. Несчастные убегали, не успевая взять с собой больных, стариков и старух, а подчас оставляли маленьких детей в колыбели. Некоторые аулы, уходя с родных мест, все ценные вещи прятали в могильники. Солдаты пронюхали об этой уловке и начали разрывать свежие могилы, извлекая вещи, а подчас оскверняли настоящие могилы.
Человеческие глаза ещё не видели того, что творилось в аулах, через которые прошли царские войска. Множество расстрелянных, изнасилованные и избитые женщины и девушки, осиротевшие дети. Жилища перевёрнуты вверх дном, всё ценное забрано, а что нельзя увезти, разрушено, сломано. На степь будто напала чёрная чума…
Как-то раз я встретил на улице знакомого по семинарии казачьего прапорщика Зырянова. Он только что приехал из степи. Оказалось, его направили к нам из Омска усмирять «бунт казахов». В разговоре я спросил: неужели ему тоже приходилось убивать? Рассмеявшись, Зырянов ответил:
— Собственноручно я зарубил всего лишь пятерых.
Вот каковы были дела в степи, вот какие люди туда направлялись!
Я поехал в аульную Бутлинскую школу, которая только что открылась. В ауле было спокойно, располагался он в шестидесяти верстах от Акмолинска. Я устроился здесь, собрал детей и приступил к занятиям.
Прошло несколько дней. Постепенно в ближайших аулах наступило относительное спокойствие, и солдатские отряды начали возвращаться в город. Не утихомирились аулы рода Тинали и некоторые другие, расположенные в самых глухих местах уезда.