То там, то здесь продолжались всякие совещания, проводились съезды. От имени казахов и казахского комитета в них должны были принимать участие наши представители.
Председателем казахского комитета стал адвокат Дуйсембаев, заместителем я. В состав комитета вошли Адилев, Кеменгеров, Шегин, позднее Айбасов и другие. Мало-мальски грамотных в уезде приняли на работу. Решено было организовать типографию и выпускать газету. Собрали деньги на покупку шрифтов и откомандировали с этой целью Дуйсембаева в Казань.
Теперь избрали председателем комитета меня. Мы продолжали рассылать уполномоченных по всем волостям Акмолинского уезда для организации волостных комитетов. Составили обстоятельную инструкцию с указанием, как организовать эти комитеты, не избирать бывших притеснителей и обидчиков населения, агитировать подписываться на нашу газету. Собирать деньги. С уполномоченными мы рассылали специальную тетрадку с указанием условий подписки на газету.
Теперь начали ухудшаться отношения между акмолинским уездным комиссаром и казахским комитетом. Я вынужден был срочно выехать в аул для улаживания одного скандального дела. Оказалось, что в моё отсутствие вернувшийся из Казани Рахимжан Дуйсембаев оскорбил на митинге уездного комиссара Петрова, назвал его провокатором. Смертельно обиженный комиссар отдал Дуйсембаева под суд. Спешно вернувшись в город, мы дали секретную телеграмму в три адреса: Омскому областному комиссару, областному казахскому комитету и областному совдепу, обвиняя Петрова в неправильных действиях.
В те дни мы жили вчетвером в одной из комнат в доме, где размещался комитет: Динмухаммет Адилев, Бирмухаммет Айбасов, Кеменгеров и я.
Мы безмятежно спали. Глубокой ночью проснулись от стука. Открыли дверь и увидели почтальона.
— В чём дело?
— Получите повестку.
— Что за повестка ночью?
Почтальон вручает, смотрим — действительно повестка. Русский уездный комитет срочно вызывает нас на экстренное заседание… Мы в недоумении переглянулись, спросили у почтальона, что это за неотложное совещание и кто на нём присутствует? Почтальон ответил, что ему подробности неизвестны, приказано вручить повестку. Единственное, что он может сообщить: члены комитета уже собрались и ждут нас.
Мы быстро оделись и вышли все вместе. Почтальон сообщил, что вызывают всех членов комитета. Пришлось нам идти по квартирам, поднимать людей. По пути зашли к Баймагамбету Огизтазову, тоже члену нашего комитета, служившему прежде переводчиком при уездном начальнике.
Русским языком он владел неплохо, и мы решили пригласить его с собой. Узнав, куда мы направляемся, Баймагамбет испугался и пока собирался, всё повторял: «Ну в чём там дело? Что могло случиться?» Мы чуть не силой увлекли его за собой.
Ночь стояла безлунная, тёмная, город спал в глубоком сне, и только горстка членов казахского комитета шагала по ночным улицам. На небе лёгкие пёристые облака, кое-где, как будто с лёгкой улыбкой, подмигивает нам звезда. Подобно глазам шайтанов поблескивают тёмные окна спящих домов.
— Боже мой, зачем мы понадобились им, что стряслось? — продолжал волноваться Баймагамбет. — Обязательно что-то случилось, иначе не стали бы вызывать. Ай-ай, дети мои, сколько раз я предупреждал вас, вы меня не слушались. А вот и дождались. Наверное, русский царь опять сел на трон!
Пришли на заседание. Все члены комитета налицо. Царит холодное спокойствие, ни суеты, ни спешки. Присутствует уездный комиссар и секретарь партии эсеров Мартлого, тоже член комитета.
Открылось заседание, и по первому выступлению мы поняли, почему нас сюда вызвали. Комиссар Петров узнал содержание наших телеграмм, направленных в три адреса, и созвал русский комитет, провёл среди его членов соответствующую работу и вызвал нас, чтобы как следует пропесочить, показать свои права.
Разговор начался острый, крутой. Большинство русских — отменные говоруны. Особенно отличались сам Петров и Колтунов — учитель семинарии.
— Это клеветнический донос! — горячо восклицали они. — Это оскорбление представителей народной власти! Вы должны доказать виновность комиссара фактами и документами. Не то вам придётся отвечать перед судом! — И стучат кулаками по столу.
У нас не было никаких компрометирующих документов, к тому же мы не ожидали, что именно об этом пойдёт речь и поначалу растерялись. Но понемногу начали вступать в пререкания, доказывать свою правоту. Это окончательно вывело Петрова из себя:
— Вы назвали меня провокатором в своей телеграмме в Омск! Провокаторов расстреливают. Немедленно представьте мне изобличающие факты, иначе вы предстанете перед судом! — голос его неистов, комиссар грозно ударяет саблей о пол.