Мы бережно уложили его, стали расспрашивать. Гоппе ничего не мог выговорить в ответ, только обнял меня и по-детски заплакал, приговаривая:
— Скажи, когда придут красные? Когда?..
— Не плачь, надо терпеть, ты же не дитя! Скоро придут красные, — как мог, успокаивал его я.
Гоппе скрипел зубами, сжимал кулаки.
Неподалеку от тюрьмы находилось русское кладбище. Вот туда-то и водили Гоппе четверо солдат. Избивали прикладами, пинали, валяли в снегу до тех пор, пока не устали сами.
Немного лучшим, чем в наших камерах, было положение в тюремной больнице. Днем двери не запирались. Одно время там лежали больные, наш Нургаин и учитель Горбачев.
Тусип хотя и не был больным, тоже попал в больницу, сразу же обособился как алаш-ордынский представитель.
Лечить больных приходил невзрачный фельдшеришка, плохо одетый и похожий на паршивого отощавшего коня.
В часы медицинского приема заключенные обычно высказывали свои жалобы на плохое самочувствие надзирателю и, получив его разрешение, шли к фельдшеру за лекарством.
Однажды и я, почувствовав недомогание, отпросился у надзирателя в «больницу». Кроме фельдшеришки там оказался Сербов и врач Благовещенский.
— На что жалуетесь?
— Да вот… появились колики, никак не проходят. Не дадите ли какого-нибудь лекарства? — попросил я.
Благовещенский осмотрел меня и попросил фельдшера дать мне лекарство. Ехидно улыбаясь, фельдшер сказал:
— Я бы дал этому типу яд для «скорого выздоровления!»
«Чего этому несчастному-то надо?»— с изумлением подумал я.
Если грозен Сербов — то у него власть. Он начальник тюрьмы, председатель комиссии по борьбе с большевиками, человек образованный — как-никак техник. Его цель в этой борьбе ясна! Он хочет властвовать, угнетать, командовать.
Но чего добивается несчастный фельдшеришка с протертыми штанами? Чего ему-то нужно? Он тоже алаш-ордынец, подобный тем, которые обивают колчаковские пороги с насыбаем за губой, с малахаем под мышкой, подобрав полы чапана, и вторят белогвардейцам: «Уничтожим большевиков!»
Бедные вы, бедные!
При Колчаке казахские деятели начали помышлять о создании национального совета.
Однажды тюрьму посетил омский прокурор. Обходя камеры, заглянул и в нашу. Расспросил о том, о сем, в общем ни о чем и повернулся к выходу. Но я окликнул.
— Можно вас спросить?
— О чем?
— До каких пор мы будем сидеть здесь без суда?
— До тех пор, пока будет образован национальный совет! — ответил он.
В это время красные уже подходили к Оренбургу и Уфе.
— А как скоро будет создан национальный совет? — продолжал я.
Он посмотрел на меня, помедлил и ответил:
— Не скоро! — и вышел.
Когда закрылась дверь, мы рассмеялись.
Так и текли похожие друг на друга дни и ночи…
Рядом с нами через стенку сидели три женщины. Они каждый вечер пели. Печальные голоса их разносились по безмолвной тюрьме. Грусть и тоска по свободе одолевали нас.
Из окованного железом окна тянет пронизывающей стужей. На улице морозно.
Но разве могут услышать и понять тюремные стены страдания заключенных? Напрасны слезы перед каменным безмолвием.
Нас опять перевели в другую камеру. Но и там не стало легче, время-то шло одинаково тоскливо и медленно. Иногда играли в шашки, рассказывали, читали книги, которые нам передавали тайком.
Я и парикмахер Мартлого, «максималист», ставший впоследствии большевиком, проводили в камере беседы, устраивали некое подобие собраний на свободе.
Так тянулись бесконечные дни…
В ЛАПАХ АТАМАНА АННЕНКОВА. ЭТАП ИЗ АКМОЛИНСКА
В один из злосчастных дней начальник тюрьмы с несколькими надзирателями ворвался в камеру и объявил:
— Готовьтесь к этапу — через два-три дня отправка.
— Куда? — спросил я.
— В распоряжение омских властей, — ответил Сербов.
Как только он удалился, камера загудела:
— Куда нас погонят? Что готовит нам судьба? Кто будет нас конвоировать?
О скорой отправке мы сообщили на свободу своим родным и близким. Попросили принести теплую одежду и по возможности передать хоть немного денег. Отец Абдуллы переслал сыну деньги под каблуком сапога.
В чьи руки мы попадем?
Скоро выяснилось, что в Омск нас будет конвоировать отряд под командованием известного колчаковского атамана — Анненкова и что пятнадцать солдат из его отряда уже прибыли сюда. Все они отъявленные головорезы и в отряд Анненкова вступили добровольно. Среди этих пятнадцати два офицера.