Вечером в комнате Жанайдара обсудили план моих дальнейших действий.
Разработали два варианта. Первый — из Омска на поезде добраться до Петропавловска. Там, на улице Торговой № 64, встретиться с Абдрахманом Байдильдиным. В случае его отсутствия двинуться на его родину, к озеру Таинча, расположенному южнее Петропавловска. По убеждению Жанайдара, Байдильдин в то время являлся верным нашим единомышленником. С его помощью я мог направиться далее в Кокчетавский уезд к фельдшеру Ниязову, затем встретиться с Досовым и через Атбасарский и Акмолинский уезды, через Голодную степь переправиться в Туркестан, где уже установилась советская власть.
Второй вариант выглядел так: из Омска поездом добраться до Славгорода (по-казахски Шот), что в Алтайской губернии. Там зайти на квартиру к двум большевикам. С их помощью перебраться в Павлодар (Кереку), а оттуда в Баян-Аул. Там в горах, где располагаются поселения рода Суюндик, найти родственников отца. В Баян-Ауле встретиться с фельдшером Шайбаем Аймановым. Здесь можно повременить, отдохнуть, затем перебраться в Акмолинский уезд и опять через Голодную степь — в Туркестан.
Жанайдар написал письма Абдрахману Байдильдину, Абульхаиру Досову, Динмухаммету Адилеву.
Назавтра, взяв у Мухана денег на дорогу, я отправился в путь.
До вокзала меня довез Жанайдар на санях Мухана. Обошлось без происшествий. Здесь Жанайдар побежал узнать, когда отправляется поезд на Петропавловск, а я остался у саней, возле отцепленных вагонов, подальше от вокзала. Через некоторое время Жанайдар вернулся и сказал, что поезд отходит в десять часов. А сейчас было только восемь. Жанайдар сам пошел за билетами. Он хотел посадить меня в вагон и лишь потом уйти. На вокзале мог встретиться кто-либо из казахов-интеллигентов, знавших меня в лицо, потому что я учился в омской семинарии с 1913 по 1916 год. Все наши планы могли сразу же провалиться, если меня узнают казахи из олаш-орды. Поэтому, когда Жанайдар кинулся покупать билеты, я насильно удержал его. Могли заметить, что Жанайдар разговаривал со мной, и установить за ним слежку. Я убедил его, что нам пора расставаться, так будет лучше. Попрощавшись с товарищем, я незаметно вошел в здание вокзала.
На вокзале многолюдно. Слоняются, томятся пассажиры, которые вот уже несколько дней не могут купить билеты. Много деревенских мужиков и баб с котомками за плечами. Здесь же снуют торговцы, усталые и оборванные солдаты, голодные дети.
Я зашел в зал ожидания третьего класса, где было полно бедняцкого люда.
Вокзал просторный, с каменным полом. Я не спеша осмотрел публику — нет ли знакомых? Изменил свою походку, попытался исказить лицо, чтобы не опознали. То и дело сновали взад-вперед солдаты Колчака, патрулирующие на станции. Офицерье вышагивает чинно и важно, сверкают погоны и шашки. Вокзал напоминает муравейник. Шум, гам, толкотня. Я подошел к старому солдату и мужику, которые с семьями расположились в углу между стульями. Чтобы завязать разговор, я спросил про поезд на Петропавловск. Окошечко кассы было еще закрыто. Я присел. Старый солдат рассказывал мужикам о германской войне, о России и наконец заговорил о большевиках. Мне он показался человеком бывалым.
О большевиках он рассказывал так, будто знал о них только один он, а мужики слышали это слово впервые.
— Большевики сильные, собаки. Все заводы и фабрики в их руках. У них винтовки всяких марок, пушки, пулеметы и тьма-тьмущая патронов и снарядов. Мануфактура, чай, хлеб, сахар — все в их руках. Все машины у них. Даже аэропланы есть, танки есть, бронемашины. Там вся Россия записалась в Красную Армию. Сейчас они захватили все земли до самого Урала. А вот на Сибирь не хотят идти…
— А почему же на Сибирь не идут? — нетерпеливо спросил мужик.
Солдат скупо пояснил:
— Нарочно не хотят! Они хитрый народ, знают, что сибиряки против большевиков и совдепа… Раз в Сибири свергли советскую власть, то пусть теперь на своей шкуре испытают, что им даст новая власть! Большевики ждут, когда сами сибиряки одумаются и поднимутся.
Слушавшая женщина покосилась на меня и толкнула солдата локтем, будь, дескать, поосторожнее.
Солдат глянул на меня и успокоенно махнул рукой: