В конце концов фельдшер признал себя побежденным и спросил в упор:
— Ты все же кем будешь?
Я немного растерялся, но не подал вида и ответил:
— Казах я!
Подошел другой фельдшер, смеясь, протянул мне руку и крепко пожал:
— Молодец, хорошо!
Мои татары удивленно глазели на меня и стали мною интересоваться, как будто впервые увидели.
— Дуйсемби, прекрасно! Откуда у тебя столько неожиданных мыслей? Ты словно ученый говорил. У тебя какое образование?
— Небольшое. В Омске две зимы ходил в вечернюю школу для взрослых. Кое-что мне запомнилось со слов учителей. Сами подумайте, откуда я могу что-то знать?
— Нет, ты говоришь нам неправду. Ты не из недоучек, — заключил один из татар.
Второй поддержал:
— Да, да, вид у тебя как у образованного человека.
Потом мы завели разговор о политике. Я внимательно слушал, интересно было узнать подробности жизни татар и башкир.
— А кто сейчас вами управляет, какая власть? — спросил я.
— Сейчас у татар и башкир своя власть. Большевики дали нам автономию!
Притворившись совсем отсталым, я поинтересовался:
— Неужели отдельно от русских? Сами по себе установили ханство?
Оба взглянули на меня с усмешкой.
— Нет, когда автономия, то ханства не бывает. По-русски говоря, образовалась республика, — пояснили они.
— Откуда мне знать? Я подумал, что у вас, как у казахов.
— А разве у казахов есть хан?
— Есть. По имени Букейхан, — ответил я.
Оба громко рассмеялись и стали доказывать, что Букейхан вовсе не хан и что ханы — это вообще плохо. Они начали ругать башкирского Заккия Балитова. Говорили также о том, что малым народностям, входящим в состав России, никто, кроме большевиков, не даст свободу.
Я же, наоборот, начал хаять большевиков. Они пояснили, что плохие слухи о большевиках распускают грабители и еще те люди, которые против свободы и равенства.
Наконец они заключили:
— Эх, Дуйсемби, хоть ты и умный и к тому же немного образованный, тебя, оказывается, неправильно настроили, направили по ложному пути…
Мои попутчики сошли на одной из станций, не доезжая Славгорода. Мы обменялись адресами. И они, и я дали, как мне думается, выдуманные адреса.
Я достал из кармана записную книжку и карандаш и стал записывать арабским шрифтом. Глядя, как я пишу, оба с улыбкой переглянулись:
— Говорил, «ученик», а сам без единой ошибки написал…
Мы прибыли в Славгород, когда наступила вечерняя мгла. Это конечная станция Кулундинской железной дороги. Казахи ее называют Шот.
От вокзала до города около пяти верст. Состоятельные люди уехали на извозчиках. Многие поплелись пешком, и я с ними. Шли по узкой тропинке, которая днем немного подтаяла, а к вечеру подмерзла. Луны нет, вечер темный. Спотыкаясь, едва волоча ноги, вошли в город. Людей не видно. Низенькие домишки, как в деревне, занесены снегом почти доверху.
Кроме меня, все разошлись по знакомым адресам.
Я шагаю один в поисках ночлега. Встретились двое с саблями на боку, солдаты атамана.
— Где здесь постоялый двор? — спросил я.
Они показали дорогу. Я подошел к указанному дому и постучался. Дверь занесена снегом, окон не видно. Через некоторое время кто-то открыл ворота.
— Переночевать можно?
— Заходи, если поместишься…
Вошел. В двух смежных комнатах темно, грязно. В одном углу стоит красно-пегий теленок. Вонь, запах пота, махорки.
До меня здесь обосновались несколько мужиков и цыган с женой. Мне досталось место в углу, рядом с теленком. Мужики долго не спали, вели разговор о политике. Больше всех говорил чернобородый цыган. Он ругал большевиков, но хитро. Сначала ругнет, а потом расскажет, как колчаковцы исхлестали розгами одного мужика, как расстреляли другого. И, наконец, закончил:
— Выхода нет!… Куда податься крестьянину? Только в горы да в леса. А чем жить? На Колчака нападать, добром с ним поделиться. Вот мужики поневоле и становятся красными… Как растает снежок, загуляют по всему краю красные банды! — ликовал цыган.
Мужики, кивая головами, сдержанно соглашались с ним — куда денешься? Цыган повернулся ко мне:
— Ты из Татарки приехал? Не слышал, там, говорят, красные недавно большую бучу затеяли?
Я скромно рассказал то, что слышал. Наутро я вышел в город.
Славгород, хотя и считается уездным городом Алтайской губернии, похож на обычный зажиточный поселок. Стоит в открытой степи.