— А как же?
— Молча кусала. С того и начинала. Все обходили шалаш стороной, как огня ее боялись. Ведь в те годы еще таскались сюда разные людишки, а теперь при новых порядках и здесь все по-новому. Теперь и такая собака сгодится.
Серка при слове «собака» завилял хвостом.
Дюла слегка повел плечами под пропитанной потом рубашкой.
— Кажется, я капельку обгорел.
— Капельку? — покачал головой Матула. — Вечером хорошо бы тебе помазаться. У Нанчи найдется какое-нибудь подходящее масло. Надо было поостеречься. Умный человек на чужой беде учится. Но ты еще не человек, а малявка.
Наш Плотовщик немного подумал над словами старика и сделал вывод, что, по мнению Матулы, он не умный и не человек, значит, вообще не поймешь что. Да, но на старика нельзя было обижаться, потому что он благожелательно высказал то, что думал — правду, и его мысли не имели ничего общего с фантастическими плотами и воображаемыми карпами.
Матула вынес из шалаша две миски и алюминиевые ложки. Собака возбужденно вскочила.
— На место! — сурово приказал старик. — Не люблю, когда ты крутишься под ногами.
Серка печально побрел к цепи и, вздыхая, улегся, но не сводил глаз с чудесного котелка.
Матула налил ухи Дюле, потом себе.
— Дай немного поостыть. Если не острая, я еще поперчу.
Но Плотовщик нашел уху достаточно острой, даже слишком, однако не подал виду.
— Вкусная?
— Замечательная, дядя Матула, — глотнул воздуха Дюла, который слегка осип от ухи, обжигавшей красным перцем.
— Поешь еще этого, длинненького. — Матула дал мальчику зеленый стручок. — Какой вкусный!
— Нет, нет, — испугался Дюла, — и так остро.
— Хлипкий ты парень, — улыбнулся старик. — А я люблю, чтобы прожгло до корней волос.
Но горло нашего Плотовщика достаточно обожгло, а потом он перешел к рыбе, которая оказалась нежной и мягкой, как масло; после нее рот и пищевод уже не так жгло.
Они продолжали есть молча; Матула промолчал даже тогда, когда к ним осторожно подкрался Серка. Потом пес подобрал все остатки — рыбью кость здесь, хребет там, — но и он нашел, что перца переложили, потому что долго тер об траву горевшую пасть.
— Жжет, — сказал Матула, и Серка с ним от души согласился. Старик достал подаренную ему сигару.
— А ты не подымишь?
— Нет, спасибо, — отказался Дюла. — Сейчас уж нет. Спать охота, — прибавил он, что было сущей правдой.
— Ну, иди ложись. Там в углу сено. Нет постели мягче, чем сенник.
Некоторое время Дюла еще наблюдал за витками табачного дыма, потом его сморил сон, но спалось ему Плохо, Плотовщику снилось, что спину ему прижигают раскаленным железом, а потом капают расплавленный свинец на мочку уха. Тут он проснулся, схватился за ухо, и пальцы его оказались в крови: он раздавил толстобрюхого комара.
— Что это?
— Был комар. Кое-какие сюда залетают, но меня они не трогают. Черт его знает, наверно, старая у меня кровь, — предположил Матула. — Ну, как выспался?
— Я же…
— Целых два часа спал, только все ерзал. Надо поторапливаться, пусть-ка поскорей Нанчи тебя намажет. Без этого не обойтись. Мы все тут оставим, только мешок тащи домой.
Лайошу Дюле не хотелось идти домой. Не хотелось ни лежать, ни вставать. Сандалии немилосердно натирали ноги, и он еле тащился.
— Спадает наконец жара, — заметил Матула, а Плотовщик подумал, что жарче бывает только в аду.
Пустой рюкзак хлопал у него по спине, причиняя боль, и вообще все утренние надежды точно растаяли в густом тумане. Предобеденная рыбная ловля еще не превратилась в приятное воспоминание, а потому не могла служить утешением, и наш Лайош Дюла, расстроенный и вспотевший, сиротливо плелся за Матулой, который бодро шагал по тропке.
— Сначала я думал, мы еще куда-нибудь сходим, — сказал старик и остановился. — Но, пожалуй, не стоит. Целебное масло необходимо твоей спине, как голодному — кусок хлеба. Отсюда ты найдешь дорогу домой?
— Наверно.
Ну ладно. Я выведу тебя на стежку, по которой мы сюда шли. С нее не сходи, ведь если заплутаешь в лугах, не выберешься из них неделю. В другой раз запоминай приметы, когда идешь.
— Теперь я не заблужусь, дядя Матула, — немного погодя заверил его Дюла. — Сюда мы вышли утром, и там у дерева…
— Вяза.
— У вяза свернули.
— Верно.
— Спасибо вам за все. — Мальчик протянул старику руку. Матула весело хлопнул его по ладони.