Однако этого наши друзья уже не слышали. Они крепко спали, хотя даже во сне нет-нет да вздрагивали, будто в сновидениях их снова подстерегали град и холод.
Матула шел несвойственной ему быстрой походкой, а когда он остановился у хижины, его приветствовал только Серка. Заглянув внутрь, Матула сразу понял, что произошло.
«Попали под грозу, — подумал он. — Но как же это они не заметили ее приближения? — Матула покачал головой. — Впрочем, если они были в камышах, так могли и не заметить».
Он тихо вошел в хижину, и когда совсем близко увидел спящих, то стал еще более серьезным. Забрав подбородок в кулак, он сказал самому себе: «Нужно отвезти их домой!»
И Матула молча повернулся и вышел из хижины. Вид мальчиков был красноречивее всяких слов: на голове и лице у обоих кровоподтеки и синяки, ссадины и шишки, оба в грязи. У Плотовщика рассечено веко, а нос…
«Не повезло им. Попасть под такой град! И, наверное, они порядком замерзли. Домой, только домой! Нанчи приведет их в порядок».
Когда он добрался до деревни, уже светило солнце. Сняв в кухне шляпу, Матула устало опустился на стул.
— Господин агроном дома?
— А-а, Герге! Ну и погода! Пропал урожай! Как там в поле?
— Твой урожай не пропал, Нанчи. Гроза прошла стороной. А вот разбери-ка постель для ребят, приготовь ванну и вскипяти чай.
— Господи!
Матула потянулся за шляпой.
— Когда хозяин приедет, скажи, чтобы послал за ребятами телегу.
— Подожди, Герге! Что с ними?
— Да промокли… На телегу положите одежду и одеяла.
— Погоди, Герге…
— Не могу ждать, Нанчи. Потому как сейчас они спят, и надо к тому времени, когда проснутся, развести костер.
— Не возьмешь чего-нибудь съестного?
— Дома их и накормишь.
Матула надел шляпу, а все мысли тетушки Нанчи уже сосредоточились на ванне и чае, ужине, куртках и теплой постели для ребят, а также на генеральном стратегическом плане их врачевания.
Пока же она смотрела на стул, на котором только что сидел Матула, и сокрушенно качала головой:
— Ну разве из него чего-нибудь вытянешь? Старый осел!
И поправила стул, хотя Матула даже и не сдвинул его с места.
Большой луг устало и лениво курился паром под лучами предвечернего солнца. Градины уже давно растаяли на дорогах, но камыш еще выглядел побитым, а заросшие травой прогалины имели такой вид, точно по ним проехал тяжелый каток. Деревья лишились половины листвы; поток воды нес вниз по течению трупик птенца цапли.
«Много птиц, наверное, погибло, — подумал Матула, — а вот кукуруза крепко все-таки стоит».
У хижины Матулу поджидал Серка, но и у него был унылый вид.
— Вижу, тебе тоже досталось. Ну и поделом — наверняка ты бродяжничал.
Матула шепотом отчитывал Серку, но вскоре разгорелся костер, и языки пламени буйно заплясали в прохладном воздухе.
Первым проснулся Кряж и испуганно приподнялся на постели: что горит? Потом заворочался и Плотовщик, а Матула обрадовался при мысли, что в хижине нет зеркала.
— Ну, что нового? — спросил он, стараясь изобразить на лице подобие улыбки.
— Ой, дядя Герге, мы чуть на тот свет не отправились.
— А вы разве не видели, что гроза идет? Плотовщик только рукой махнул.
— Когда мы заметили, гроза уже надвинулась на нас. Мы сидели глубоко в камышах, а тучи собирались у нас за спиной.
— Я так и подумал.
— Меня в озноб кидает, как только вспомню.
— Ну так и не вспоминай. А где ваша одежда? — Мы все побросали, и в ружье попала вода…
— Это не беда. Когда такое случилось, это все не беда. А теперь что нужно, то нужно. — И старик извлек из камыша бутылку с палинкой. — Ты и сейчас дрожишь в ознобе. — Матула налил немного в стакан.
— Не хочу, дядя Герге.
— Я ведь не спрашиваю, хочешь ты или нет. Сейчас это — лекарство!
— Дюла проглотил жгучую, как яд, палинку; его примеру последовал и Кряж. После этого они стали взирать на мир слегка отупело и в то же время с каким-то даже ухарством.
— Ну и здорово же ты, выглядишь, Кряж! Счастье, что тебя не видит твоя мать!
— Плотовщик, если бы ты видел себя! Жаль, что здесь нет зеркала.
— Ужо дома посмотрите на себя, — вмешался в разговор Матула, сушивший над костром их одежду.
— К тому-то времени мы будем как огурчики.
— Не думаю, — проговорил Матула, поворачивая над огнем штаны, от которых шел пар. — Но сегодня же мы возвращаемся домой…
— Что-нибудь случилось, дядя Герге?
— Ничего! А чему бы случиться? Град сильнее всего был здесь, а деревне досталось меньше. Молотьбу приостановили, тока прикрыли брезентом, а когда я второй раз возвращался, уже снова гудели машины.