И во сне прошептала:Этот — будет последним,А последнее утроБудет трепетно-летним,
И во сне проходилаПо знакомой дорогеВсем чужая, хмельная:Ты, прохожий, не трогай,
Я тебе не попутчик,Не судья и не благо,Хорошо, что ненужнойДогорела бумага…
Он пришел, ураганныйЯ смеялась и пела(Уголечек последний,Как же я проглядела?)
Он пришел, ураганныйЯ навстречу, дурная,Растопырила руки:Так, от края до края,
Весь ли мною впитался?Или вынул из тела…Чтоб со мной он ни сделал,Знаю только — летела.
Я летела, летела!Как сладки сновиденья,Если, жалости чуждой,Не страшиться паденья,
Я себя не жалелаНевеликое делоОт такого разбиться,И летела, летела.
До печенок родноеУпоение ветромЯ вдыхаю и слышу:Так волнуются недра
Пробужденных вулканов,Нет сквознячного страха!Из последнего пеплаС небывалым размахом
Скоро вырвется пламя,Так покорное ветру,Разбросавшему кудри,Что, на жалость не щедрый,
Раздувает последнийУголек. Засыпая,Я его проглядела.И проснулась — живая.
Июнь 1995
Молитвы куклы
Вне удивленья и вне ожиданья событийЖизнь ли? —О Небо, терпенью не будет конца!Связаны руки.А я покоряюсь —Ведите,Но, умоляю,Снимите повязку с лица.
1
Я верую: прекрасно мирозданье,В котором место есть такой рабе,Что предпочтет смиреннейшей мольбеНелепое подчас негодованье.
Сосуд, пустышка, кукла — как невинно,Не плакавши от битого стекла,Я требую, чтоб кровью истеклаВ трагедии высокой героиня.
Чем громче каюсь, тем строптивей ропотГордыни — возвеличивая роль,С готовностью приму любую боль…Но истекаю — клюквенным сиропом.
2
Если бы снегом до крыши мой дом занеслоЖдать бы тогда у окна, торжествуя поминки:Исчезновение старой до зуда картинки,Исчезновение мира за мутным стеклом…Размыкается круг — жаль, что не навсегда,Разрушается мир — жаль, что не без следа,А за ним, как ни тщусь, пустота.
О распахни, о помилуй, дорога длиннаСнова искать оправдания собственной тени?Не пожалею уставшую от пробужденийВечную девочку возле слепого окна:Лишь добавить огня, и притворства чуть-чуть,Бить себя по рукам и клевать себе грудь,А зачем это было — забудь.
Сколько отдашь за грошовую эту войну,Сколько закланий и жертв возвратится обратно?Слух — это дар из даров, раз глуха — виновата:Гордостью всей — непомерной, ненужной — тону.Это горлом идет исторгаемый яд,Это тают снега, это близится март,Слышишь — громче и громче — набат…
Это не страх, это — стыд за потерянный зов,Жалкая смерть в ожиданьи инструкции свыше,Чтоб, научившись молчать, наконец-то услышатьСобственный голос — тишайший из всех голосов…
Декабрь 1995
Хвостики мышиные
Серо поле широко простирается,Солнце медленно над ним поднимается,Пусто в поле том — ни огурца, ни деревца,Подождем, пока туманы рассеются.
Вдаль пройдемся мы по серому полюшку,Оглядимся, налюбуемся волюшкой:Вольно тут кусты растут лопушиные,И мелькают бойко хвостики мышиные.
Тает серенький туман потихонечку,Мы рассмотрим наконец это полюшко,Посредине — что там?.. — Чучело корявое,На нем тряпочка повешена дырявая.
И, раскинув руки, будто распятое,Вдаль глядит, немного подслеповатое,Из-под шляпищи дырявой соломеннойСлезы капают в лопух пересоленный.