*** Бой проигран, но война еще не закончена. Всё главное - впереди... И не будь я Витторией, если сдамся. НЕ СДАМСЯ! *** И пусть первое время я была сломлена... раздавлена. Растрощена. Пусть. И что, что если и выбиралась из своей ямы, то всячески избегала встречи с Томмазо? И что, что боялась его взгляда, его слов, очередного своего жуткого падения, ... его насмешки? И что? Ведь затем пришло оно. Пришло прозрение. Прозрение и большие перемены... (хоть и не сразу) МЕСТЬ. Она перестала быть просто словом для меня. Перестала ознаменовать что-то ужасное, неприемлемое. Жуткое. Она стала моей манией. Она стала моей жизнью. Я откинула предрассудки. Откинула чувство вины перед Фернандо за свое увлечение. В конце концов, откинула даже гуманность... Во мне окончательно умерла... слабая, нежная, хрупкая Виттория де Авалос. Я знала, чувствовала, понимала, что Фернандо больше нет. И согласилась на право свободы. Согласилась. Согласилась на перемены. На ту жизнь, что мне была уготовлена с произошедшими давным-давно переменами. Странно, что на все это понадобилось столько времени. Времени, чтобы саму себя отпустить. Вызволить из темницы и взять в руки, словно флаг, право на жизнь. Виттория Колони. С тех самых пор я стала Колони. Какой родилась. Такой и умру... И да. Этот подонок мне тоже разбил сердце. Хватит оправдываться. Отрицать. Унизил и растоптал. И он за всё... и всех ответит. Что ж, дай мне силы моя земля, моя Великая Искья, свершить задуманное. Та, на которой взросла, в которой погребена, ... и на которой воскресла. *** Конкретного плана не было. Только злость. Злость, яд и презрение. Резкие, уверенные шаги по коридору. Еще один заворот - и вошла в зал. Увидел. Обратил внимание. Не дожидаясь приглашения, вальяжно расселась на софе, как раз напротив НЕГО. Исполненный превосходства, пренебрежительный взгляд обрушила на мерзавца. Едкая ухмылка. Чуть не поперхнулся. Спешно (неосознанно) оставил тарелку и учтиво вытер губы салфеткой (впитана в кровь жеманность). - Я так понимаю, на тебя не подавать? - улыбнулся. Молчу, все еще маня его своей дерзостью. Замер. Выжидание, но поняв, что не отвечу, продолжил: - Ты не сильно расстроишься, если я продолжу свой завтрак, а ты лишь будешь довольствоваться видом еды? Или познать запах тебе тоже доступно? (молчу, едко усмехаясь) Нет, можешь облизаться, я никому не расскажу. (схватил нож, вилку и принялся резать свой бекон). Давно тебя не видел. Пряталась? Я надеюсь, не обидел в прошлый раз, ваше великолепие? - Так много воды в словах, смотри не захлебнись. (рассмеялся (сквозь набитый рот), хотя и видно было по глазам, что задела грубостью; прожевал) - Зачем явилась? Снова будешь взывать к моей совести? (схватил маленькую ложечку и стал разбивать яйцо) (молчу) Или ты решила просто промозолить мне глаза до той степени, чтобы я ослеп или сгорел от злости? (мило, лживо улыбнулась) - Пусть я не могу тебя удушить, или заставить это яйцо застрять в твоем горле. Но поверь, я найду способ полыни добавить в твою бездну мёда. Расхохотался. (но ложку отложил, так и не съев яйцо) - Была бы ты живой, настоящей, я бы тебя проучил, - добавил с графина себе в бокал еще вина. - А так мне тебя только жаль. (яд пускаю) - Поверь, я куда живее и настоящее тебя. Ты - мгновение, а я - вечность. И я не тороплюсь... в отличии, от некоторых. Неправда, Томмазо? Сколько тебе сейчас? И сколько еще осталось? Кто после тебя останется? И что их ждет? Улыбнулся; молчит. Резко отодвинул стул и встал из-за стола (бокал подхватил с собой). Шаг ближе. Взгляд - на меня. - Сколько бы мне не осталось, я проживу это время так, как захочу, - большой глоток, словно запивая напутствующую (самому себе) речь. - И поверь, ты, как и остальные, будете давиться от зависти. И когда я уйду - я... уйду, а не как "кое-кто", неприкаянное отродье, бесцельно снующееся по земле и вымаливающее себе место под солнцем. Ах да, и ЧТО или КТО после меня останется - мне глубоко плевать. Плевать на все ваши условности, привязанности и мечты. Я есть я, и не стоит со мной тягаться - кружева порвутся. (расхохоталась, встала, поравнялась с ним; шаг ближе, вплотную, как никогда доселе себе не позволяла - да так, чтобы дыхание мое почувствовал на совей коже) - Ты меня еще полюбишь, - съязвила. Ухмыльнулся. Шаг в сторону, полуоборот, а потом снова уставился на меня. Вдруг поднял вверх бокал и едко прыснул: - Уже люблю, моя дорогая. Уже люблю... Кстати, красиво платье. Ты в нем похоронена? *** Я преследовала его везде и всюду, буквально ходила за ним по пятам, пытаясь разозлить, отравить его жизнь своим присутствием, осуждением и злостью. Эдакая совесть, которую ему в тело забыл Бог добавить при рождении. Был ли это завтрак, поздний ужин, деловая встреча... или свидание с одной из его любовниц (ах да, их было около десятка, если не больше). Везде я - рядом с ним. Да всё пошло наперекосяк и вышло из-под контроля... Это стала какая-то больная игра, причем нас двоих. Жаркие сражения. Томмазо перехватил инициативу и теперь сам давал бал, когда хотел. Рыжего Ангела в Арагонезе по-прежнему не было, а потому я невольно и беспрепятственно заняла место его "супруги" (хотя видеть меня мог, как и доныне, только он). Но что самое смешно, отказаться от старой затеи я уже не могла, хоть и сильно хотела... Торре не на шутку нервировало мое отсутствие, а вернее "невозможность" меня лицезреть рядом с собой в той или иной момент своей жизни. За что расплата ( за мою своевольность и "некорректное" поведение) была скорой и непомерно высокой. Томмазо заводила мысль о том, что делал мне неприятно , заставлял гневаться или (чего греха таить) ревновать (странно, это, конечно, осознавать, учитывая его поступки и мою ненависть к нему за это, но, видимо, слишком привыкла, привязалась к Томе, хватаясь за ублюдка, как за единственную соломинку, ведущую из моей ямы). Любые дела он обязательно стал изворачивать так, чтобы кому-то сделать неприятно. Больно. Или едва ли не смертельно... И всё сие я должна была наблюдать воочию, дабы дать насладиться этому демону его победой и моим жутким поражением. Более того, его больше не вдохновляли простые плотские игры с девицами. Нет. Ему было надо непременно все это учинять при мне, доводя меня до побагровения от бешенства и заставляя в спешке покидать разгоревшуюся оргию. И вскоре я осознала жуткую истину... от которой самой даже стало не по себе. Я... перестала быть для него простой несуразицей. Наказанием. Или развлечением, в конце концов. Я стала частью, огромной, важной, частью его жизни, его скучного, доныне, бессмысленного существования. Эдакое единственное непокорное, неприступное, и никогда недосягаемое... желание. Томмазо делла Торре сильно привязался... сам того не хотя. ... влюбился. Отчего его жажда строптивого трофея стала настолько адской, маниакальной, утонченно жестокой и бесчеловечной, что бросало в дрожь. Моя боль вызывала у него экстаз. Мои мощные эмоции в ответ на его, такие же сильные, но без права на смысл и значимость. Если бы я была из плоти, он бы силой добился моего расположения и физической близости. А так, в любой его из фантазий в