*** Это были два громадных залпа. Его залпа... в мою крепость, полностью превращая оставшуюся оборону в пыль, беспомощные руины. Первый, но критический, удар пришелся на его, теперь уже бывшего, друга. Энцо д'Эсте. Собственноручно написал приказ выселить "нерадивого постояльца" со всей его семьей и близкими родственниками до конца этой недели из поместья, которое тот самочинно захватил и занимает без малейшего на то права. Более того, не желает его видеть и имя его слышать на всей ведомой роду Торре территории, а это не только Искья, но и практически весь Неаполь. В случае непослушания - принять к непокорным самые жестокие меры. Вторым, окончательным выстрелом было дело касательно семьи Баттисты. Томмазо прилюдно заявил, что эта сумасшедшая так сильно его оклеветала и измучила своими домогательствами и наговорами, что до сих пор тот не может прийти в себя. А посему ее (и неважно, что никто не знает, где та пропала) и всю ее семью с близкими родственниками ждет та же участь позорного изгнания, как и в случае с Энцо. *** Я оказалась загнанной жертвой в сеть вымогательств и измывательств. Любая моя просьба, мольба или крик не только не могли разжалобить, смягчить Тому, но еще больше подзадоривало. А мой отчаянный, "искусный" (как мне казалось) шантаж провалился, в приговоре "конец месяца" сократив до "конца недели", а денежные взыскания - на угрозу казни. Эта игра стала невыносимой, перейдя все границы... - Томмазо, а дальше что? Может ты еще половину Неаполя разгромишь, лишь бы досадить? - Прекрасная идея, Виттория! Как же мне самому это в голову не пришло?! - Синьор, - вдруг перебил его "монолог" слуга (подобное неадекватное поведение хозяина уже давно никого не удивляло). - Да? - гневно гаркнул Торре на наглость юноши. - К вам пришли и просят вашей аудиенции. - Кто? *** - М-м-м... Родная, сейчас тебя спектакль еще больше позабавит, - всматриваясь через окно (немного отодвинув штору) во двор. Хоть уже и спустились на землю сумерки, но лицо новоприбывшего было легко распознать. - А то я смотрю, ты немного приуныла. - Энцо д'Эсте, милорд. - Пусть заходит. Вальяжно развалившись на софе (по правую руку от меня, застывшей в ужасе), Томмазо предвкушал адское наслаждение. - Синьор делла Торре, - смиренно опустил голову Энцо, боясь даже взглянуть на своего палача (хотя слезы и так блестели на его щеках, выдавая отчаянность этого молодого человека). - Выслушайте меня, молю. Пусть я заслужил, виноват, глупец. Но прошу, помилуйте моих детей. Мою жену... за что вы так с нами? Куда нам податься? Да еще до конца недели? Столетиями наш род жил и плодился здесь. Здесь все нами когда-либо нажитое. У нас нигде и никого больше нет! Пощадите, синьор! Живо опустился на колени перед своим "бывшим другом". - Прошу! Молю! (несмело потянулся к руке Томы, но тот резко отдернулся, давая понять, что не желает ввязываться в эту гадость) Скривился Торре и наигранно покачал головой. - Увы. Ничего поделать не могу. Не моя это прихоть. - А чья? - удивленно дрогнул Энцо и уставился в глаза Томмазо. Удивленно отпрянул. - Ты пришел ко мне в дом и пытаешься еще упрекнуть в бесчеловечности? - Н-нет, синьор! - СТРАЖА! - Н-нет, нет,- пытался уйти от хватки тут же вбежавшей охраны. Вырваться, докричаться, достучаться до каменного сердца Торре. - Молю! Прошу! - Выведите его скорей! - резко встал и подошел к столу. Взял графин и налил себе выпить. Разворот и поднял в мою сторону бокал: - Что, дорогая, выпьем за триумф? (а по коридору раздавался дикий, отчаянный крик - сначала мольба, а затем все сменилось на проклятия и адскую ненависть) - Надеюсь, ты подавишься. (причмокнул, смакуя победой) - Не дождешься!