е оправдываю действия Асканио. И я по-прежнему боюсь повторения своей участи, но и вместе с тем... уже не рвусь на поверхность. Я не рвусь ногами ступать по траве и руками черпать воду... Нет. Я умерла... Умерла. И теперь уж в любом виде - отбываю свой срок глыбой. Глыбой, каменной и холодной, хоть и с надеждами и мечтами... Привидением. Рядом с жизнью... чужими судьбами... обитающим в зазеркалье, существом. ... Этфе. Казалось, я уже никогда тебя не увижу. Старый друг. Друг, который подарил мгновения радости. Радости, страха и ужаса... ...и ужаса. Но я не злюсь. Ты не виноват, не виноват, что люди плетут интриги, строят западни и рушат чужие судьбы. Не виноват... Этфе... такой же измученный временем, как и прежде. Хотя, чего кривить душой? Хуже. Всё стало намного хуже выглядеть, чем раньше. Как и моя дрянная жизнь: всё... только... хуже. Правда, и ныне гордый, статный, не сломленный. Крыша сильнее покосилась и еще больше провалов и обрушений стен зданий сего величественного архитектурного ансамбля. Шаг во двор - фонтан. Часть скульптуры, что стоит в мраморном, позеленевшем от травы и водорослей кольце, обвалилась. Рухнула. Теперь сложно определить, что именно задумывал мастер, творя сие великолепие. Твердая поступь вперед - и оказалась внутри главного здания. В замке (или то, что от него осталось). Огромный зал; крутые, обваленные, с костлявым, извечно торчащим каркасом, прилипшим к стенам, парадные ступени. Лестница, которая когда-то вела на второй этаж, к не менее вычурным покоям... Голуби... Голуби в этот раз не срываются с гнезд, не порхают, переполошившись от страха. Нет. Теперь я органично влилась в этот тусклый, серый, упущенный из виду временем, хоть и потрепанный, мир. Призрак радости и былого шика, как и я. Мы - видение, несуразица. Неестественность. Грязь на подсвечниках (сквозь которую едва ли просвечивается позолота), трухлые ошметки вместо богатых полотен, прогнившие балки, что вот-вот рухнут с грохотом, поднимая до небес кутерьму пыли. Но не долго. Не долго будет эхом луна идти. Мгновения - и исчезнем, растаем. Растворимся. ... если нам не помогут. Если нас не спасут. Часы шли, а я бродила по осколкам богатств, и в каждом таком падении видела себя. Свои надежды... и мечты. Этфе. Родной мой, если я когда-нибудь вновь засияю, если вновь в мои руки придет достаток, я обещаю, я тебе обещаю... я верну тебя к жизни. И так само, как и мне свезло, я верну тебе твою плоть. *** Внизу что-то шаркнуло и тут же послышался хруст. Мгновения... долгие, тягучие, опровергая упования. Неужто крыса или птица? Резким рывком спустилась я вниз и замерла посреди зала. Ну же, гость, яви своё лицо. Яви себя, не скрывайся! Внезапно дуновение ветра - и над письмом (что я заранее предусмотрительно оставила здесь, на мраморном полу) склонилась неопознанная особа в черном балахоне, длинною до пят, и с, частично скрывающем облик, едва ли не по самые глаза, капюшоном. Шаг ближе, обойти и присесть рядом. Пытливый, полный надежды, взгляд в лицо... Глаза. Сквозь пышные заросли седой растительности на лице (усов и бороды), я узнала его. Узнала. Эта доброта до сих пор сочилась наружу, даже не смотря на то, как жестоко на лице полосовала пытки свои жизнь. И я ее никогда не забуду. Не забуду ее, эту доброту, ведь именно она меня провела тогда, напутствовала... в последний, такой долгий, путь. Аккуратно развернул конверт и достал эпистолу. Мой взгляд скатился на строки, и невольно стала вторить губам старика. "Вам известна моя история, а потому не серчайте на это мое недоверие и предосторожность. Если Вы - действительно, тот, кем назвались, я буду премного благодарна и счастлива встретится с вами лично. Но не сейчас. Прежде, всё же хочу убедиться, что за этими надеждами не стоят злые умыслы других людей и их подлый обман. А посему жду вас завтра около полуночи на том месте, где мы впервые встретились много-много лет назад. Жду и уповаю на искренность и правдивость происходящего. Ваша В." ... на глазах мужчины заблестели слёзы. Резво смахнул их рукой. Нелепо облокотился ладонью об пол и неспешно, с немалым усердием встал, выровнялся на ногах. Быстро спрятал в потайной, внутренний карман письмо. Вытрусил пыль с балахона и, в очередной раз вытерев слезы, поправил на голове капюшон. Разворот - и торопливо пошагал на выход. Покорно подалась и я за ним. *** Уверенно пересек двор и пошагал к дороге. Там, недалеко от того места, где когда-то я оставляла привязанным своего скакуна, стояла лошадь старика. Но едва он подошел в животному, как вдруг резко обернулся: - Кто здесь? - испуганно вскрикнул и тут же уставился мне в глаза. - Вы? Я... я думал... - Вы меня видите? - пораженная до глубины души, сухим голосом проговорила. - Д-да, конечно, - замялся тот, не понимая толком смысл постановления вопроса. - Как Вы? Вы живы! Господи, Вы живы, Виттория, - резкий шаг ближе и тут же хотел в сердцах схватить меня за руку, но только что и поймал, так это воздух. Побледнев. Нервно заморгал и испуганно отступил, подался немного назад. (невольно закачала я головой) - Не бойтесь, это - я. Хотя и не совсем такая, которой вы рассчитывали меня увидеть. - Что с вами? Вы умерли? - Нет, - спешно опровергла и тут же нежно улыбнулась, пытаясь успокоить старика, пока тот в ужасе не кинулся от меня прочь. - Я жива, просто... умею кое-что немного больше, чем прежде. - Я сплю? - Нет, что вы! - невольно рассмеялась я. Шаг ближе. - Я не знаю, как всё это правильно объяснить, сказать. Но я жива и жду вас. Но силы мои на исходе. Я умираю, и мне нужна ваша помощь. - Д-да, конечно. Куда ехать? Что могу сделать? Усмехнулась. Счастливо так, сладко... Я нашла. Я... нашла... его! *** Учтиво объяснив, как добраться до трактира, в котором остановилась, я тут же, спешно, покинула своего друга, уповая на того скорый, непосредственный визит. Я чувствовала, что теряю контроль. Видение тает... А голод добрался уже и до призрачности. Вернуться в тело... и целиком ощутить, то, от чего так нерассудительно пыталась сбежать: вмиг налилась болью и слабостью. Сил не хватало даже встать. Как же я могла так просчитаться? Ведь если бы не удача, не только не видеть мне больше Ара, но и не жить вовсе... Веки распахнулись, руки дрогнули, но голову от подушки оторвать так и не смогла. Моментально по жилам растеклась власть Смерти, пуская свой яд, леденя конечности и обездвиживая их... ... - Она просила ее не беспокоить! - послышалось за дверью. - Синьора умирает. Я - священник. Я должен исповедать ее. Скрипнула дверь. Тихие, мягкие шаги. - Оставьте нас, пожалуйста, - обратился старик к хозяйке трактира. А та, видимо, все-таки удостоверившись в словах незнакомца, пытливо рассмотрев меня через его плечо, немного помялась у двери, но всё же покорилась и вышла. (тихо шепча молитвы и судорожно крестясь) Резко прильнул, дернулся ко мне. Присел рядом. - Господи, Виттория, что с Вами? (пытаюсь, пристыженная, улыбнуться) - Я не знаю... как питаться, не убивая людей. - О, Пресвятая Богородица, - в ужасе закрыл глаза. - Сколько вы не ели? - Недели две... три. (лицо его вытянулось от страха, перекрестился от ужаса) Резко спохватился. Встал, дернулся к столу. - Это невероятно. Невероятно, - бормотал себе под нос, словно заговор. - Как вы вообще выжили... (что-то достал из своей сумки и стал звенеть посудой на столе) Я слышал, чтобы неделю не ели. Но две, три? Любой другой уже бы сошел с ума. Инстинкты бы побороли разум и заставили взять своё. Причем в самой отвратной, открытой, бесстыдной форме. Но вы... Шаг ближе - и протянул мне глиняную кружку. - Пейте. Быстрее пейте, - присел рядом, обхватив мою голову, немного приподняв.- Пейте и не думайте о том, что это и какова цена. Пейте. Запах ворвался в мои легкие, заставив невольно прикрыть веки. В голове заслал все туман, слова эхом теперь отбивая о колокола внутреннего мира. - Это все лишь животное. Люди едят их мясо. А мы - кровь. Ничего сверх дурного. "Животное", - повторилось в моей голове. "Животное"... Но разум уже не отреагировал. Жадные, больные глотки, казалось желая душу выдрать из посудины, будь это даже не кровь, а раскаленная лава. Жизнь. В меня алчно врывалась жизнь, наливая соком, ссохшееся от голода и жажды, тело... Глава 26. Тайны