– Полицейский?
– Чиновник высокого ранга.
– Годится.
– Тогда записывай.
Я записала имя португальца, а Пачон пообещал укатать мне дорожку – позвонить и предупредить.
– А ты сам как считаешь – Снайпер может скрываться в Португалии?
– Может. Или мог. Две лиссабонские вонючки – так называемые Сестры – сообщили, что виделись с ним на акции у Фонда Сарамаго. И потом еще раз.
Я кивнула. Мне было известно, кто такие Сестры. Они с большим успехом выставлялись в крупнейших галереях. И в Интернете ссылки на них встречались на каждом шагу. Им посчастливилось пробиться, и они были теперь уже на полдороге к легальному искусству и арт-рынку, который с каждым днем взирал на них все благосклонней. При этом девушки не приспосабливались и не кривили душой для придания себе весу и значительности.
– А с чего это вдруг такой жгучий интерес к Снайперу? – осведомился Пачон.
– Готовлю книгу о граффити.
– А-а.
Он окинул мечтательным взглядом каталожный шкаф, стоявший у стены напротив росписи. На нем как бы в виде трофеев выстроились штук шесть классических аэрозолей – «Титан», «Фелтон», «Новелти». Все – использованные и перепачканные краской. Пачон – своего рода охотник за скальпами. И эта работа ему по душе. Весьма.
– В Лиссабоне мощное и разветвленное сообщество райтеров, – сказал он. – Они хорошо его там устроят и помогут затаиться.
– Ты по-прежнему не знаешь, кто он такой?
– По-прежнему.
– А если не крутить мозги, а? По правде если?
– Я правду и говорю, – возмутился он. – По нашим прикидкам, Снайперу немного за сорок. Высокий, худощавый. В хорошей физической форме, потому что много раз уходил от полиции, сторожей и охранников, перемахивая через парапеты и заборы. И больше о нем ничего не известно. Имеются несколько туманных нечетких фотографий, записи с камер наблюдения, где различим лишь субъект в капюшоне на фоне вагона метро. Есть еще видео, сделанное каким-то поклонником лет пятнадцать назад, часа в три ночи да еще со спины: Снайпер покрывает своим тэгом-прицелом витрины банка BBV на проспекте Кастельяна в Мадриде.
– И неужели его ни разу не задерживали?
Пачон вскинул ладони.
– Сначала-то было бы проще простого, но тогда никто не додумался. Начинающего райтера легко прищучить: по его тэгам определяешь, где он живет, – образуется сеть с его домом посередине. И ты идешь от периферии к центру, как по цепочке кровавых следов подранка. Иногда расписывают собственную подворотню, подъезд, лестницу и даже дверь в квартиру. Но, как я уже сказал, это эффективно только с новичками. А в ту пору своей жизни Снайпер был очень везуч.
Он сделал намеренную паузу, чтобы улыбнуться, и улыбка эта опровергала последние четыре слова. Удачи каждый добивается сам, перевела я, смотря по тому, кто ты и какой ты.
– Было время, когда ничего не стоило его арестовать, – продолжал инспектор. – В середине девяностых, когда он как одержимый бомбил метро и вагоны… Взяли бы его тогда – прибегли бы к старой уловке: раздули бы причиненный ущерб, вчинили бы иск за упущенную по его милости выгоду.
– А в чем был бы прикол?
– А в том, что переквалифицировали бы из административного правонарушения в уголовное… Но взять его не смогли. Он дьявольски увертлив. Очень хладнокровен и очень хорошо подготовлен. Рассказывали, что когда он увлекался поездами или, как у них говорят, «бомбил на трейнах», то готовил свои акции сперва на макетах. И рассчитывал все по секундам. Он уже тогда использовал других райтеров… Человек десять-двенадцать, если акция затевалась массовая. И строил их почти по-военному. Или даже не «почти». Настоящие боевые операции, спланированные до последней запятой.
Он нажал клавишу селектора и попросил свою помощницу принести альбом с фотографиями. Помощница была длинноногая фигуристая блондинка – крашеная, разумеется, – с полицейским значком и пустой кобурой на ремне джинсов, над которым сантиметрах в тридцати начиналась сокрушительная анатомическия дива. Пачон неизменно доставлял себе удовольствие, заставляя ее пройтись так, чтобы помаячить у меня перед глазами, что делал обычно, когда посетителем его кабинета оказывалось лицо мужского пола. И Мирта – так ее звали – со снисходительным благодушием выполняла эти распоряжения, а когда носила что-нибудь декольтированное, по собственному почину наклонялась над столом больше, чем нужно. Итак, Мирта принесла альбом, одарила меня улыбкой лукавой и сообщнической и под взором Пачона, меланхолически прикованным к качанию ее бедер, вышла из кабинета.