Граф до сих пор помнил письма, что писали его матери молодые крестьянские парни и девушки, нашедшие работу где-нибудь в другом городе.
Ибо как могли они забыть свою мудрую наставницу, не поделившись с ней новостями об обретенных радостях?
Письма для «леди из замка» приходили очень часто, и для его матери это была настоящая честь.
Разве можно себе представить, что и дочь лорда когда-либо заслужит всеобщее уважение и любовь?
В другое время граф бы только посмеялся над подобной идеей, однако ирония судьбы состояла в том, что сейчас ему было не до смеха.
В это утро граф оделся с особой тщательностью, как будто собирался не на сельское венчание, а в саму церковь Святого Георгия в Лондоне.
Кстати, ему довелось там побывать, еще до отъезда в Индию.
Свадьба была поистине грандиозна: на ней присутствовали даже принц и принцесса Уэльские.
Юноша попал на венчание только потому, что когда-то учился вместе с женихом в Оксфорде.
Тот, едва очутившись в кругах высшего лондонского общества, тут же влюбился в одну из самых молоденьких и симпатичных дебютанток, подававших большие надежды.
Вскоре не замедлила последовать свадьба, на которую и пригласили молодого графа Рейнбернского.
Все три дня, а точнее, три ночи, предшествовавшие свадебной церемонии и посвященные так называемому прощанию с холостяцкой жизнью, граф провел вместе с женихом и его друзьями.
Они подолгу засиживались в одном из самых дорогих лондонских ресторанов. К счастью, денег жениха хватило на то, чтобы снять отдельное, уютное помещение, где им никто не мог помешать.
Все, что потом графу удалось вспомнить, так это обилие вина и неестественно громкий смех возбужденных выпивкой пятнадцати молодых людей.
Тот праздничный ужин закончился дружным распеванием итонского гимна, так как именно благородные стены Итона для многих из собравшихся являлись незабвенной «альма матер».
Смешнее всего наверняка был процесс возвращения домой. Происходило это уже ранним утром и в памяти практически не отложилось.
Единственное, что запомнилось юноше, это дикая головная боль, преследовавшая его весь следующий день.
Он еще тогда решил, что его собственный холостяцкий вечер если когда и состоится, то непременно будет отличаться оригинальностью.
Этот вечер обязательно останется в памяти тех, кто на нем присутствовал; иначе вообще нет смысла его устраивать.
Все эти смутные воспоминания быстро пронеслись в голове графа, в то время как он собирался на собственное бракосочетание.
Где-то в глубине души граф чувствовал, что обилие выпивки и двусмысленные истории совершенно не сочетаются с сутью предстоящего венчания. Если, конечно, будущие муж и жена действительно любят друг друга.
Почему же сейчас, накануне вступления в брак, он размышляет обо всем этом?
Наверное, он все же неисправимый романтик: сам того не осознавая, он жил в ожидании истинной, большой любви. Той любви, которую воспевают поэты, которая приносит с собой вечный, неугасимый смысл жизни.
Какая злая ирония судьбы! Теперь он это понял, понял для того, чтобы навсегда распрощаться с самыми светлыми мечтами, живущими в сердце.
Перед тем как покинуть комнату, граф напоследок окинул пристальным взглядом свое отражение в зеркале.
Оттуда на него смотрел молодой, красивый мужчина — что и говорить, дочери лорда не придется стыдиться своего будущего мужа!..
Представительницы прекрасного пола так часто восхваляли его внешность, находя поразительное сходство с идеальными пропорциями греческих богов, что граф и сам начал в это верить.
Теперь, вспомнив вкрадчивую женскую лесть, юноша расхохотался: уж дочь лорда Фрезера вряд ли сойдет за сошедшую с Олимпа богиню.
Так он и спустился по лестнице, с еле заметной улыбкой на лице.
В холле не было никого, кроме Марлоу, который давно дожидался своего хозяина.
Старик протянул графу нарядный головной убор и взволнованно сказал:
— Примите, милорд, мои пожелания добра и счастья в этот день. Вся прислуга замка желает вам удачи. Мы прекрасно понимаем, что вы пошли на это только ради нас, и поверьте, мы никогда не забудем вашей доброты.
Растроганный граф положил руку на плечо верного дворецкого и промолвил:
— А что еще мне остается делать? Огорчает только, что мой отец не одобрил бы этой затеи.
— Да уж, он бы точно в восторг не пришел, — согласился Марлоу. — Я только молюсь, чтобы его светлости не стало известно об этой свадьбе. Там, на небесах, нет горя, значит, и плохие новости туда тоже Господь не допустит.
Граф промолчал, кивнув головой.